Какое-то время она молчала, после заулыбалась и тоже села.
-Не думала, что твои слова окажутся правдой…
-Какие слова?
-Забудь. Теперь это не имеет значения…
Этот день начался, как и прежде. С утреннего серого неба, ярких солнечных лучей, тихого потрескивания огня и шума бурлящей реки.
-Даже не думала, что когда-нибудь смогу очутиться в таком месте… - восхищённо прошептала она и зевнула, - Красиво.
-Не страшно?
Девушка покачала головой.
-Уже нет!
-Я же тебе говорил! Сам не так давно нашёл это место. Просто заметил однажды, что в некоторых местах камни в пещере нагреваются. Из определённых коридоров веет холодом, а из других доносится тепло. Пошёл вперёд, на зов тёплого ветра, и вышел в этом зале. Понять не могу, как раньше ходил мимо него столько лет и не видел! Удивительное место, - как бы подытожил он.
-Главное, что тут тепло. И, да, ты ошибся, - указала она в сторону клубящихся языков.
-Это из-за реки. Каменный утёс находится прямо над ней. Хотя, если учесть тот лютый мороз, что находится снаружи…
Она поморщилась и, вздыхая, вновь с упреком посмотрела на него.
-Ты не слышишь меня!
-Оставайся здесь. Тебе не зачем подниматься! Аморона больше нет, а Ален ничего не сделает… Ему сейчас не до тебя. Оставайся и не бойся, я же немного прогуляюсь… - с этими словами Лай сорвался с места и скрылся где-то вдали.
-Вампир… - только и прошептала она, как будто одно единственное слово могло оправдать всё, что творилось в ликующих душах…
***
Но их ликование было не вечно. Буквально на следующий день настроения крайне изменились. Лай изнемогал от того, что преследовало его уже долгие годы – от жгучей боли в руке, от шрама, оставленного ему в подарок митисийцами. Боль сводила с ума, едва не доводила до обмороков. И сегодня это впервые случилось.
Илзе долго бегала вокруг него, стараясь привести в чувства. К счастью, всё длилось недолго, и вскоре он очнулся, испуганный, долго не мог понять, что и почему так произошло. Отчего он лежит на полу, когда на дворе уже давно сияет день… Рассказы Илзе казались мало убедительными, вампир даже думал, что его отравили, но, разумеется, не сказал и не подал виду таким мыслям.
Он привык прижимать левую руку к туловищу и почти ничего ней не делать. Привык, но часто нарушал свой «закон», хотя сейчас каждое лишнее движение было ему противопоказано. Лежал почти весь день на своём излюбленном камне и истоптал пушистую шкуру, отчего сам почти весь был теперь в изломанном ворсе.
