Он скривился, но решительно вышел из купальни. Если раньше женщины с любопытством пялились на него, то теперь откровенно поедали глазами, и я понимала, почему. Чистый и ухоженный Жослен, казалось, светился посреди безыскусного большого зала. Неудивительно, что тенны Гюнтера так мною восхищались – должно быть, для них я выглядела столь же прекрасной, как мой ангелиец для скальдийских женщин.
Так как на его купание ушла почти вся вода из бочек, Жослену пришлось заново их наполнить. Он грациозно ходил с коромыслом к ручью и обратно, всякий раз отряхивая снег с башмаков перед тем как войти в зал.
Сидящая за шитьем в углу Айлса наблюдала за ним и улыбалась.
Раньше Гюнтер ничего такого не замечал, но тем вечером он мигом разглядел перемену. Лежа со мной в постели после совокупления, он об этом заговорил. Меня с самого начала удивляла его привычка болтать, насытившись, если вечерние возлияния не смывали его мысли.
– Бабам-то приглянулся твой ангелиец, – сказал он. – Что они, интересно, нашли в этом безбородом юнце?
Значит, вот почему он считал Жослена мальчишкой.
– У нас не принято отращивать бороды, как у скальдов. А у представителей старинных родов, в которых течет кровь Элуа или его Спутников, обычно совсем не бывает растительности на лице. Жослен давно уже взрослый, – пояснила я и с улыбкой добавила: – Похоже, ваших женщин сложнее ввести в заблуждение, чем мужчин.
Но Гюнтер был не в настроении шутить.
– А Хедвиг тоже находит его симпатичным? – спросил он, задумчиво хмуря светлые брови.
– Она восхищается его красотой, – честно призналась я, – но не строит ему глазки, как, к примеру, Айлса, милорд.
– Айлса – это сущее наказание, – проворчал он. – Скажи-ка, твой ангелиец так же обучен постельным делам, как и ты? Люди Кильберхаара ничего об этом не сказали.
Я едва не рассмеялась, но сдержалась, предвидя, что Гюнтер поймет меня неправильно.
– Нет, милорд, – ответила я. – Жослен дал клятву никогда не возлегать с женщиной. Это часть его обета.
Брови Гюнтера взлетели вверх.
– Серьезно?
– Да, милорд. Он родился в знатной семье, но воспитан как священнослужитель, как монах, отрекшийся от суетных наслаждений. Таково обязательное условие его служения.
– Значит, мальчишка не обучен ублажать женщин, как ты – мужчин, – задумчиво протянул Гюнтер.
– Нет, милорд. Он обучен искусству воина и телохранителя, а меня научили доставлять наслаждение в постели, – объяснила я и добавила: – Как мужчинам, так и женщинам.
