Внезапно Илья почувствовал, как его легкие сжались, превратившись в сгусток боли. Он попытался вдохнуть, но воздух перестал проникать внутрь. Электрический разряд пронесся в его голове, взрывая каждую клеточку мозга. Лицо начало синеть и покрываться паутинкой лопающихся сосудов. В глазах потемнело. Он сильно ударил себя в грудь, надеясь восстановить дыхание, но только разнес болевой импульс по всему телу. Хрипя и опираясь о стол, Илья поднялся, схватился за горло и завалился на ящик с посудой. Разлетаясь осколками, тарелки посыпались вниз, приняв на себя извивающееся тело Ильи. Упираясь руками об острые края керамических черепков, оставляя кровавый след от порезанных ладоней, не видя ничего перед собой, он пополз, открывая и закрывая рот словно рыба, выброшенная на берег. Силы быстро оставили его. Илья дернулся и затих, распластавшись морской звездой.
Серое тяжелое небо разливалось моросью мелкого дождя. Водяная пыль, подхваченная порывистым ветром, хаотично меняла направления и бесцеремонно хлестала Красавину по рукам и лицу.
«Как всегда, метеорологи на высоте, и чего я маму не послушала? — думала про себя Света, перепрыгивая очередную лужу. — Говорила же она: «Света, возьми зонт», а я: «Да ладно, мам. Обещали пасмурно, без осадков».
Красавина подошла к дому, в котором проживала Юлия Продан, и набрала номер квартиры на домофоне.
— Кто? — послышался из динамика немолодой женский голос.
— Здравствуйте, меня зовут Красавина Светлана, мы сегодня с вами разговаривали по телефону по поводу Юли.
— Проходите. Третий этаж, — сказал голос, и домофон заиграл короткой, переливчатой мелодией.
Света потянула на себя массивную дверь и зашла в подъезд. Запах затхлости, старых тряпок и мокрых окурков плотным сгустком висел в воздухе. Красавина поперхнулась, прикрыла нос шейным платком и зашагала по выщербленным ступеням. Квартира Продан находилась в старом трехэтажном здании народной стройки на окраине города, которое, видимо, было уже списано со счетов из-за отсутствия бюджетных средств на капитальный ремонт. Красавина поднялась на этаж, где ее уже встречала женщина в выцветшем байковом халате и стоптанных тапочках. На вид ей было шестьдесят — шестьдесят пять лет, землистое лицо прорезали глубокие морщины, а выкрашенные яркой хной волосы были убраны на затылке в аккуратный пучок. Острый изучающий взгляд выдавал в ней человека из сословия рабочей интеллигенции, воспитанной на идее всеобщего равенства и братства.
