Особенно часто она молилась и плакала, когда во время ремонта ей пришлось с Антошей уходить на две ночи к соседям, к тете Марине, у которой как раз недавно умер муж и старушка боялась спать одна в пустой квартире.
А Сашка с Наткой, поскольку уже привыкли к запаху красок и клея, оставались ночевать в обновляемой квартире. Но, как они говорили, спали в разных комнатах.
Ой, правда ли это? Утром, когда все собирались за чаем у соседки, глаза у Натки были масляные, как у мамы, когда ей капли глазные накапают. А Сашка все ложечку с медом крутил, разглядывал да всякими историями сыпал.
— Тут один дядька из района машину оставил возле мэрии… ну, думает, здесь-то не украдут… а сам по магазинам… А в мэрии переполох. Стоит полдня машина, вдруг заминирована! Вызвали саперов… шуму было…
Натка визжала от смеха, хотя чего уж тут смешного. Мать качала головой.
— А в нашем доме, — продолжал Сашка, — радио играет в одной квартире уже неделю. Бабки испугались, наверно, жилец помер. Милицию позвали, дверь взломали — а там никого. Оказывается, он в санаторий уехал, а чтобы воры не залезли, радио оставил включенным. Мне пришлось дверь менять… за свой счет, конечно… да ладно, не обеднеем, верно, Натка?
Натка от смеха захлебнулась чаем. Любит она этого Сашку.
Да ведь и он непростой парень. Как-то забежав во время ремонта в квартиру, Антоша услышал с порога торопливые слова:
— Все будет красиво в нашей жизни, Наташа… вчера уснуть не могу… сейчас такие светлые ночи…
В ответ шепот Натки:
— А я в лесок ходила, там лилии, медом пахнут. Только усыхают мгновенно. Я принесла домой… валяются на полу, как шнурки…
— Их не надо рвать. Господи, а я вчера сижу дома… а за окном, над рекой, над садами белая ночь царит, красота великая воды и небес движется. И из-за того, что мы врозь, это еще сильнее слепит, мучит меня… словно ты мстишь этой красотой. Мсти! И за это спасибо!
— Я не могу мстить. Я могу только любить.
Ах, как он элегантно работал! Например, Сашка стягивал полы, натянув проволочки вдоль и поперек, а затем, как бульдозер двигаясь над жидким цементом с деревянной планочкой, ровнял. А двери красил — ни темной ниточки! Белые, как снег на свету. Шурупы ввинчивал чем-то вроде маленькой дрели и весело тараторил:
— Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем… мировой пожар в крови, господи, благослови!
Его на улице останавливали городские сантехники:
— Санька, дай червонец, ты ж не пьешь! Что ли, спишь на деньгах?
