Мы с Тимуром закурили возле костерка — я привез из города пасечникам в подарок блок болгарских сигарет с фильтром, Тимур мог их курить одну за другой.
— Конфетки, — так он оценил их качество.
Ночью лошади паслись рядом в логовине, звякая своими колокольчиками, пчелы угомонились, спали в ульях. И в раздвинутый полог палатки было видно, как над мерцающей, судорожной, живой речкой горят, переливаясь зеленым огнем, звезды.
— Слушай, — спросил Тимур. — А на луне все время светло?
— С этой стороны — да, — отвечал я.
— А почему она не крутится? Как портрет на Первое мая, все время смотрит.
— Видишь ли… — начал я было объяснять схему Солнечной системы. Но в эту минуту Васил рывком сел рядом в палатке. Он часто и тяжело дышал.
— Что с тобой, родной? — спросил участливо Тимур. — Сон плохой видел?
Васил не отвечал. Поднялся и ушел в темноту.
— Наверно, живот болит, — объяснил Тимур. — А у меня голова болит. Я же контуженый. Нам бы с Василом пенсию… говорят, рано… Я читал в газете «Правда»: в Болгарии, кто воевал на стороне Красной армии, получают пенсию.
Васила что-то долго не было.
— Может, пойти поискать? — предложил я.
— Зачем?.. — зевнул Тимур, ложась на спину. — Он там лежит. Ему в палатке душно.
И в самом деле, вынырнув из палатки, я увидел — шагах в пяти, на траве, чернеет фигурка пасечника. Глаза его были закрыты, ноги босы.
Спал ли он?
Я стоял, не уходя в палатку. Поклялся: в следующий раз привезу братьям американские джинсы. Достану, куплю хоть у спекулянтов.
Через три дня я уехал в город.
Ближе к зиме написал матери письмо, спросил, как там дела у наших пасечников. Джинсы уже купил, берег до следующего лета… А может, если смогу раздобыть еще одни, вышлю посылкой…
Ответ матери меня смутил.
«Мальчик мой, про них всякое говорят. Будто бы пьянствовали…
Хулиганили. Вот и посадили их…»
Как посадили?! За что?
И только приехав на родину следующим летом, проскочив из дому на старом велосипеде до пасеки, где меня встретили совсем другие люди, узнал, что произошло год назад.
— Помощники районного секретаря, — рассказывали мне земляки, — будто с цепи сорвались! Наезжают на мотоцикле или даже на «Волге» каждую субботу и воскресенье: когда будет хороший мед? Сами себе они, конечно, наливают, какого дадут Тимур и Васил, а вот для Курбанова все требуют чего-то особенного. Увозят в трехлитровой банке на пробу — возвращаются сердитые: плохой мед! Альберту Фаузовичу не нравится.
После одного из таких наездов молчаливый Васил надел белую рубашку (подарок дочери) и старые военные брюки, пошел в деревню к председателю колхоза. Он выпросил на два дня машину «ГАЗ-51» и поехал через Старую Михайловку и Поисево вверх, через холмы и синие боры, в Башкирию, соседнюю республику, на ярмарку.
