Возле зеленого шеста с дощечкой «РИЗ» никого не было. Поравнявшись с ним, девушка услышала крик:
— Таня, Таня!..
Из дождливой мглы к ней навстречу спешил человек. Это был он, Алексей Путятин, Лешенька, Леха.
— А я тебя ждал, ждал… — повторял он с наивным укором. — Все автобусы ушли. Идем в ларек. Там пусто.
— А когда они вернутся?
— Не знаю. Туда два часа, обратно… Часа через четыре.
— Четыре часа… — вздохнула Таня. Она отошла от Алексея и встала у стены дощатого ларька.
— Я сейчас костер разожгу, — весело сказал Путятин. И исчез в темноте. Но вскоре вернулся с пучком хвороста под мышкой, вынул из-за пазухи еще какие-то сучья, комки желтой хвои и принялся чиркать спичками. Его чисто выбритое, немного бабье лицо было сосредоточенно. Он тихо сопел, колдовал над костром, а Таня смотрела на него сверху и думала: «А может, правда вот он — мой муж?..» И тут же представила, как они живут в одной комнате, вечером книгу читают, слушают метели за окном, стареют…
Таня увидела его в первый же месяц, как приехала на Каваз. В цехах РИЗа девушка в белом халате продавала молоко. Видно, только сейчас около импортных станков в прозрачном целлофане расчистили место. Стояла очередь, и плотный парень одного с Таней роста оказался последним.
— Ну, те? — косноязычно промямлил он. — Молёко пьем? Плопущу без отеледи.
Волосы у него были всклокочены, русые, влажные. Улыбка застенчивая. Но когда говорил, словно копировал кого-то — волевого, бывалого.
— Я живу ве Дива-на-гора-ске (в Дивногорске), не слышали? У нас в Сибири медведи на трамваях ездят. В одном вагоне ме-дэ-ве-ди, в другом — люди… Все привыкли, входит человек — сразу берет два билета, платит за одного медведя…
Кто-то из очереди пробормотал:
— С каких это пор в Дивногорске трамвай появился?
— А я не говорю — в Дивногорске! Я говорю — в Красноярске, — обиделся парень и заблестел бритым щекастым лицом. Широкий нос у него был слегка задран вверх, как у собаки-боксера. Тане стало неудержимо смешно. А он тихо продолжал: — У нас народ богатый. Точно. Выронишь на улице десятку — куры заклюют, подумают, что луковая кожура. Это земля красивых, честных, добрых великанов! Поэмы бы о них сочинять!.. А воздух-то какой там — озон! Все время как после грозы.
— Это точно, — проворчал бородатый парнишка из очереди. Он поначалу слушал с усмешкой слова Алексея, а потом, видимо, прочувствовался. Наверное, тоже из Сибири. Он взял бумажный кулек с молоком и ушел в цех, бормоча. — Это верно, брат… озон…
