А после съемок у этого фильма сложилась странно-любопытная история. Как книги имеют свою судьбу, так и киноленты тоже.
За границей эта картина известна едва ли не больше всех остальных моих киноработ. Как только я куда-нибудь ехала или появлялась публикация обо мне, так обязательно упоминалась моя роль в этом фильме. По нему меня, в основном, знали "там". Но внутри страны наша только-только отснятая "Гори, гори, моя звезда" не очень-то пришлась ко двору.
Когда любой советский фильм бывал готов и доделан, когда вся работа по нему была закончена, он проходил некую государственную тарификационную комиссию. Ведь важнейшее из искусств, по ленинскому определению (равно как и прочие искусства) принадлежало народу, то бишь государству. А государство, рачительный наш хозяин, подходило к своему достоянию разборчиво, с очень вдумчивым вниманием: что, почем, сколько и так далее.
"Гори, гори, моя звезда" не показалась государству-хозяину стоящей вещью. Во-первых, если судить о картине непосредственно по содержанию, по характеру действующих лиц. Смотрите-ка: из двух показанных в картине местных ревкомовцев, представителей молодой советской власти, один в конце концов оказывался главарем банды "зеленых". (Прошу молодежь не путать тех "зеленых" периода гражданской войны, под командованием батек, на пулеметных тачанках, с "Гринписом" нашего времени.) А в придачу еще один член революционного местного комитета, только бывший, увез казенную керосиновую лампу, чем и кончилось его управление. Такой неприятный, идеологически вредный просчет постановщиков не мог быть полностью искуплен ничем, даже самым что ни на есть справедливым гневом в адрес чудовищ-белогвардейцев, которые временно захватили Крапивницы и учинили там соответствующие контрреволюционные зверства и непотребства.
Во-вторых, главный герой Искремас даже благодаря (а может быть, вопреки?) гениальному исполнению его роли Олегом Табаковым никак не мог "вытянуть" на уровень канонов истинного социалистического реализма. Которого к тому же требовалось вдвое-втрое больше обычной порции, когда речь шла о революции. Ну, скажите пожалуйста, что это такое: все театр у него на уме да театр! Постоянно условность какая-то, хитрые намеки да перевороты смысла: еще не кончилась правда - началась игра, и вот уже снова наоборот.
Сделали, понимаешь, фильм о революционном искусстве... Да еще мало им народного театра показалось, так в фильме еще и живописец-примитивист (его Ефремов сыграл): то он яблоки на поваленной яблоне красит, то стены ревкома расписывает краснозвездными героями в стиле гоголевского кузнеца Вакулы. Ну зачем так было изощряться? Нет бы поступить проще и понятней, без всякого искусства для искусства: снять еще одно кино о революции!
