Теперь она уже барабанила кончиками всех восьми пальцев, но все-таки нашла силы рассмеяться ему в лицо.
— Брайан, ты играешь в интеллектуальную игру с самим собой. Я уверена, что даже этот простяга Квилтер представил оправдание своим действиям. Значит, даже он чувствует вину за содеянное. А ты как человек более интеллектуальный сможешь обезопасить себя заранее, используя самоконтроль.
— «К востоку от Суэца» интеллектуал может найти для себя гораздо больше оправданий, чем кретин. — Увидев на ее лице досаду, он смягчился:
— Впрочем, как ты выражаешься, я скорее всего просто играю сам с собою. Или с тобою.
Как бы машинально, он положил свою руку на ее пальцы, будто это были молибденовые кристаллы. Она высвободила их:
— Я хочу сменить тему, Брайан. У меня есть полезное, на мой взгляд, предложение. Как ты думаешь, ты сможешь найти мне добровольца?
— Для чего?
— Для того чтобы высадиться на незнакомую планету.
Далеко, на чужой планете под названием Земля, третий священник, которого звали Блу Лугуг, пребывал в состоянии умственного расстройства. Он лежал, привязанный к скамье множеством крепких холщовок, которые полностью опоясывали то, что от него осталось. Несколько проводов соединяли его тело и конечности с целым рядом периодически издававших бульканье машин. Один особый провод был подключен к инструменту, с которым работал какой-то человек в белой одежде; когда человек подвинул рукой его печень, в мозгу третьего священника произошло что-то непонятное, не поддающееся описанию. Это было самое ужасное ощущение из всех, которые он когда-либо испытывал. Теперь он понял, как прав был первосвященник, относя к этим тонконогим эпитет «плохой».
Перед ним возвышалось нечто плохое-плохое-плохое, сильное, здоровое и гигиеничное, и постепенно уничтожало его разум.
Непонятное ощущение повторилось.
На месте всего восхитительного, прекрасных воспоминаний или ожиданий — кто знает, — разверзлась пропасть, которую уже ничто не могло заполнить.
Один из тонконогих заговорил. Задыхаясь, священник повторил:
— Реакции мочевого пузыря тоже нет. У него нет реакции на боль во всем теле.
Он все еще цеплялся за надежду, что, услышав, как он воспроизводит их речь, они окажутся достаточно разумными, чтобы прекратить экзекуцию.
Какая бы там каша ни варилась в их безмозглых головенках, они отнимали у него шанс войти в стадию кариона, ибо две его конечности уже были отпилены — уголком своего замутненного глаза он заметил жбан, в который их поместили, — и полное отсутствие амповых деревьев ставило крест на возможности продолжения жизненных циклов. Впереди была пустота.
