Эйнсон заговорил первый раз. Он говорил резко, раздраженный тем, что какой-то выскочка смеет умалять его открытие.
— Все это хорошо, мистер Латтимор, но вы многое легко обходите. Мы знаем, что ВЗП обладают определенными привычками, которые весьма неприятны по нашим понятиям. Но друг с другом они ведут себя не как животные, они друзья, товарищи. Они общаются. И что вы можете возразить на присутствие космического корабля?
— Возможно, это и есть корабль. Мы не знаем. Может быть, они — просто живой скот, который взяли с собой настоящие космические путешественники, чтобы потом съесть. Я не знаю, но вы тоже не знаете, вы избегаете очевидных объяснений. Откровенно говоря, если бы я был ответственным за эту операцию, я бы выразил вотум недоверия капитану «Мариестоупса», а особенно главному исследователю за то, что они вытащили на всеобщее обозрение такие сырые результаты исследования.
В комнате начал просыпаться вулкан. Лишь лица репортеров немного повеселели. Михаил наклонился вперед и объяснил Латтимору, кто был Эйнсон.
Лицо Латтимора вытянулось:
— Мистер исследователь Эйнсон, боюсь, что я должен принести вам свои извинения за то, что не узнал вас. Если бы вы пришли до начала собрания, мы могли бы быть представлены.
— К сожалению, этим утром моя жена…
— Я, тем не менее, продолжаю настаивать на том, о чем уже сказал. Отчет о событиях на Клементине поражает своим непрофессионализмом. Условленная вами неделя для разведки на планете уже подошла к концу, когда вы обнаружили этих животных около якобы космического корабля. Вместо того, чтобы просто продлить срок пребывания, вы берете и убиваете почти всех их, делаете пару снимков с места происшествия и отваливаете домой. Но этот корабль может быть всего-навсего грузовиком для скота, а скот же выпустили поваляться. А в это время в каких-нибудь трех-четырех милях в долине мог находиться настоящий корабль, с настоящими двуногими, как мы, людьми, — как говорит миссис Ворхун, — за контакт с которыми мы бы отдали все на свете.
Мне очень жаль, мистер Эйнсон, но ваши аргументы здесь все больше и больше бледнеют, просто из-за вашей плохой работы на месте.
Эйнсон густо покраснел. Что-то ужасное случилось в комнате. Все были против него. Все — он знал это, не глядя на них, — сидели, молча одобряя сказанное Латтимором.
— Вам тут сейчас легко говорить, — сказал он. — Кажется, вы не осознаете беспрецедентность происходившего. Я…
— Я очень хорошо осознаю всю беспрецедентность этого события. Я говорю о том, насколько все это было беспрецедентно, и поэтому вы просто должны были быть более внимательным. Уж поверьте мне, мистер Эйнсон. Я читал и фотостаты отчета экспедиции, и внимательно рассматривал сделанные фотографии, и у меня появилось ощущение, что все это выглядело скорее как большая увеселительная охота, чем экспедиция, которую оплачивало государство.
