Фэри. Эльфийка. Если вы представили прекрасную блондинку с зелеными глазами, с манящими окружностями в белом полупрозрачном одеянии, скачущей на белоснежной кобылой, то развообразите: она не такая. Точнее, такая, как и все эльфы — они ж однотипные, но сделала все, чтобы отойти от штампа: покрасила в сиреневый цвет волосы, набила татушки и… барабанная дробь — сменила стиль одежды с «возбуждающе открытый» на «обломно закрытый». Насколько я знаю, она даже пытается потолстеть, но против природы не пойдешь: где вы видели толстых эльфов? Фэри даже бунтует против вегетарианства, отказываясь есть полезные листики и только так наворачивая мясо. Единственное, что она не пытается изменить в себе — это любовь к животным, отстаивая их права при первой же возможности. Ах да, немаловажный факт: она тоже не из простых. Я пока еще не знаю, насколько высоко ее положение в эльфийской аристократии, но думаю не ниже дочери лорда. Сбежала она, банально бунтуя против брака с нелюбимым — оказывается, даже у эльфов есть такие браки, а по их лучащимся здоровьем и счастьем лицам и не скажешь.
Как видите, спутницы у меня что надо: все из себя особенные и без серьезных проблем в жизни. Могут вернуться домой в любое время и зажить там припеваючи. Вы не подумаете, что я им завидую: я тоже в какой-то мере «счастливчик по жизни». И когда я говорю про удачу, то имею не свою способность притягивать принцев.
Я военная сирота: родных моих убили, дом сожгли и причитающееся мне богатство, если оно было, разграбили. И умереть бы мне в годовалом возрасте, если бы не мой приемный отец — безжалостный наемник Суровень. Безжалостный он, конечно, к своим врагам, а не ко мне. В отношении меня он практичный — я его задел на безбедную старость. До сих пор удивляюсь его нюху: мои магические способности он разглядел еще тогда, когда я надрывалась на пепелище родного дома. После войн или набегов остается много сирот, некоторым удается сбежать, некоторые попадают в рабство, хоть оно официально запрещено, ну вот и представьте, как мне повезло, что меня не задавили, не убили, устав от плача, а удочерили! Зрелище, говорят, было то еще: здоровенный мужик самой что ни на есть бандитской наружности несет грязный плачущий сверток к полевой кухарке.
Отрабатывать свое спасение я начала едва начав сносно говорить: выполняла роль лагерного курьера, чуть погодя начала помогать той же кухарке, а уже с семи лет лечила незначительные раны у пострадавших. Иронично, но война, отобравшая у меня все, меня же и кормила. К двенадцати годам я стала отличным лекарем и не боялась возиться с безнадежными раненными, естественно, при этом они должны были быть платежеспособными — я не богиня милосердия, есть хочу вкусно и носить модную одежду. Отряд наемников, в котором я выросла, постоянно двигался в поисках очередного кровавого конфликта, поэтому жизнь у меня была насыщенная. Кстати, у меня даже мама имелась. Точнее мамы. Их было очень много — отец популярен, не зря же говорят, что женщин привлекают шрамы, а их у него два десятка. Так что я определенно счастливица, как и эти двое.
