— Поехали отсюда, — сказала она.
— Но почему этот человек? — спросила Лиз. — Зачем посылать именно этого человека? Он никогда здесь не был, у него здесь нет никаких родственников… Насколько мы знаем, он вообще никак не связан с Великобританией.
— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал Маккей. — Я и правда понятия не имею. И он, конечно, никогда не привлекал нашего внимания в Пакистане. Если он там и участвовал в чем-то, это происходило на слишком низком уровне, чтобы попасть в поле нашего зрения.
— Но у пакистанцев было на него досье.
— Выходит, так. Но я склонен предполагать, что это скорее совпадение, чем что-то, основанное на серьезной информации.
Они ехали в БМВ Маккея к базе ВВС США Марвелл. Он возвратился из Милденхолла в Свонли-Хит вскоре после полудня, и после того, как они обменялись номерами телефонов с капитаном спецназа Джейми Керсли, он проглотил пару бутербродов в компании Лиз и полицейских и стал собираться в поездку на последнюю и самую близкую из трех баз ВВС США. Маккей спросил Лиз, не хочет ли она составить ему компанию, и, поскольку ей не было чем особо заняться, эта поездка показалась вполне конструктивным занятием. Отчасти из-за отвратительной погоды поиск Д’Обиньи и Мансура застопорился, несмотря на прибытие подразделений регулярной и территориальной армии.
— Они совершат ошибку, — сказал Маккей уверенно. — Так бывает всегда. И кто-нибудь их засечет.
— Ты думаешь, что они все еще находятся в районе поиска?
— Должны быть. Один Мансур еще мог бы выбраться, но не вдвоем…
— Не недооценивай Д’Обиньи, — сказала Лиз, непонятно почему раздражаясь. — Это не какая-то там ищущая острых ощущений старшеклассница, а человек, тренировавшийся на северо-западе Пакистана. Если кто из них двоих и делал ошибки до сих пор, так это Мансур. Он допустил, что Рей Гантер на него напал, и оставил нам жизненно важную баллистическую улику.
— Неужели я слышу ноту сочувствия? Или даже восхищения?
— Ни в коем случае. Думаю, что она тоже убийца, почти наверняка. Но я начинаю понимать, кто она и как она действует. Я хочу, чтобы она начала ощущать круглосуточное давление — чувство, что она не может позволить себе отдохнуть, не может позволить себе остановиться, не может позволить себе даже думать. Я хочу, чтобы это добавилось к тому давлению, которое уже есть, — ощущению того, как тебя разрывает между двумя совершенно противоположными мирами.
— А мне не кажется, что ее так уж разрывает.
