– Все эти бабы, они должны помнить и Клавочку, и ту ее невестку. Ну, маму Миши. Особенно эта Валентина.
– И что ты ей сказала?
– Разумеется, ничего.
– Ма! Ну когда ты будешь думать над своими поступками?
– Валентина, кстати, вроде бы между делом вспомнила про Клавочку из этой десятой квартиры. Дескать, где она, как она. Что знала ее, так как работала в детской поликлинике медсестрой. Что Мише банки ставила. В санаторий его устраивала, когда у него отец, Анатолий, сын Клавочки, погиб. Так что я недаром с этой Валентиной говорила.
– Вот-вот. Жди теперь как бы гостей.
Оксана даже не подозревала, насколько была права.
Двадцать восьмого декабря, поздно вечером, в квартире раздался трезвон междугородней.
– Да-да! – подхватив трубку, сказала Нина Сергеевна. – Москва да, будет говорить! Иерусалим вызывает! – пояснила она дочери, которая высунулась из ванной. – Клавочка! Клавочка! – вдруг завопила она. – К телефону! Оксана, подыми ее!
Оксана бросилась из ванной в спальню, где в темноте маленьким холмиком под толстым одеялом проступало тельце Клавочки.
– Пойдемте-пойдемте, – бормотала Оксана, – там вас к телефону!
– Кто, кто? – шептала в ответ Клавочка. – Не пойду, бог с тобой. Трясуны?
– Не знаю, не знаю, – повторяла Оксана.
Ее мать между тем что-то вопила в телефон, что-то даже вроде диктовала, кого-то слушала с красными щеками.
Когда Клавочка поднесла к уху трубку и своим жестяным голоском сказала: «Вас слушают», связь внезапно прервалась.
– Кто это, кто говорит? – безнадежно спрашивала Клавочка у молчащего эфира и повторяла: – У телефона!
– Не знаю, не знаю, – пожимала плечами Нина Сергеевна. – Иерусалим!
– Лена? – помолчав, сказала уверенно Клавочка.
– Да она не представилась.
– Жива, не преставилась, – покивала старушка и пошла в туалет.
Вернувшись, она сказала:
– Во, сколько прошло, она забеспокоилась про сына. Совесть заговорила. А со мной не захотела.
На следующий вечер, чтобы как-то порадовать своих, Оксана прихватила со склада небольшую тую в горшке – чтобы она сыграла роль елочки с последующим возвращением на место.
Клавочка посмотрела на тую и сказала:
– О, вечный покой.
Такое у нее было настроение. Она трудолюбиво смотрела все криминальные выпуски про бандитов и аресты, находя в этом временное успокоение, то есть каждый раз именно в данный вечер, прямо у нее на глазах, справедливость торжествовала. Но оптимизма ей это не прибавляло.
– Да это как бы елка, – пояснила уставшая Оксана. – Импортная.
