И он показал свой знаменитый номер с зашиванием дырки и поклонился горячим аплодисментам.
– Слушай, – вдруг сказал Игорь. – Что-то у меня сердце не на месте. Свези-ка ты меня еще разок в больницу.
– Ты много-то там не пей с Анатоличем, – напутствовала его прозорливая жена.
Потом вошла бабушка и сказала:
– Простите, как вас величают?.. Ариадна Александровна, вы не беспокойтесь, если что, где двое, там трое. Я вон росла со своей двоюродной сестрой, когда у меня мать с отцом увели органы. Меня они удочерили. И лучше, чем покойная сестра, у меня никого не было.
Она даже заплакала.
– Да я Никитку не брошу, вы что, – возразила Ариадна, взволновавшись. – У меня тоже ребенок должен был быть.
А мальчик Новый год тем временем лежал на раскладушке и глядел в окно. Спать было нельзя. Все время шли взрывы, испуганно лаяли собаки, грохотали петарды, с воем взлетали ракеты, сверкало и переливалось небо.
…К середине ночи мама Нового года очнулась в реанимации, заплакала, забеспокоилась и решила встать. Спустила ноги с высокой кровати. Раздался вой, вошла медсестра.
– Больная! Вы что! – закричала сестра. – У вас же датчики, капельница!
– У меня сынок на улице, – заплакала эта больная. – Один, маленький, на улице… Надо найти…
Сестра с криком «обождите, бол-л-льная!» побежала в ординаторскую, сразу же двое врачей очень прямо встали у изголовья мамы Нового года, и, пока медсестра готовила укол, Игорь все говорил, что ваш Никитка у меня, он уже спит, у меня своих двое, парня покормили, за ним смотрят моя жена и теща, адрес я оставляю… Сколько здесь будете лежать, столько он у нас будет жить, не беспокойтесь. А вот этого не надо!
Потому что она приподнялась и поцеловала ему руку.
…Двое людей той ночью с надеждой смотрели в окна, где сверкало и грохотал фейерверк, – мальчик Новый год и его мама.
Д. раньше был малоподвижен, вял, молчалив, неинтересен никому.
Да и трудно ждать от не умеющего заработать человека какой-то прыти, хитроумных планов и расчетов, да, не приходится.
А без этого сиди в своей выгородке с компьютером, пышно называемым «рабочей станцией», сиди именно как рабочая сила, толки воду в ступе по восемь часов в день и марш на метро и в дом.
К тому же неожиданно подступает разрушительная болезнь, съедает кожу, тело под рубашкой и штанами, ночами чес до крови, а когда приходит сознание, дело сделано, кровавые проплешины, даже язвы.
Спал догадался в резиновых перчатках, от этого и кисти рук воспалились, так что приходилось натягивать рукава свитера до костяшек пальцев.
