Неожиданно вступает в беседу Сашин спутник. Все‑таки он неприятен. Ему, пожалуй, за пятьдесят, у него резкие интонации и лицо разорившегося графа, пропившего свою печень.
— А что ты делаешь у нас в Москве, Максим? Сам вроде не москвич.
— Приехал на десять дней из Германии.
— Ха! Так ты немец, что ли?
Все понятно. Я еще, с его точки зрения, молодой. У меня многое впереди. У него ничего этого нет, но есть какая‑то власть над людьми. Интересно, это чиновничий пост или деньги? Ни то, ни другое не вернет молодости или упущенных возможностей, но такая суррогатная подмена побуждает пободаться. Можно сразу дать по ментальным зубам, но уж больно мне симпатичен дядя Саша, не хочется рвать теплую, человеческую волну общения с ним.
— Приехал в кино сниматься.
— Хэх… Снимут?
— Откуда я знаю?
— Дурачок! А деньги ты с собой привез?
Добровольно подставляюсь:
— Да, двести евро.
Вот он — оргазм! Граф без печени разевает в немом хохоте свою коричневую пасть. Его никто не поддерживает. Тогда он, качая головой, напоказ достает свой бумажник. В нем ворохом мелькают русские пятитысячники. Искоса смотрит на меня, ловя впечатление. Я продолжаю добродушно улыбаться. Он немного удивленно разворачивает портмоне, видимо решив, что я не обратил внимания. Выпускаю тонкую струю дыма прямо в деньги. Все, кроме него, смеются.
Граф захлопнул портмоне. Надулся.
— А кем ты там, в своей Германии, работаешь?
— Шеф охраны в танцхаусе.
— Хмык! Шеф… охраны… В жизни бы не пошел на такую работу…
Всё. Надоел дрочила старый.
— А я бы тебя и не взял. Мне настоящие мужики нужны, а не… — Делаю легкую паузу, проглатывая слово — пусть сам домыслит чего похуже. — Вот Сашу взял бы с удовольствием.
Неожиданно фыркнув в чашку с кофе, рассмеялся его второй, дотоле молчаливый, спутник. Саша укоризненно смотрит на парня. Тот, подавившись смехом, делает серьезное, понимающее лицо. Саша устало снимает очки. Глядит на меня долго и пристально. У него добрые, умные, хорошие глаза. Говорит немного растерянно:
— Да… охранником… в дискотеку… Мне, с сегодняшнего утра, уже полтинник. Так‑то, Максим.
Как он все‑таки похож на Юрия Сенкевича! Тот же спокойный, тяжеловатый взгляд, та же неспешная пластика. Спрашиваю, не родственник ли.
— Нет, но я хорошо его знал. Нам многие говорили о том, что мы похожи. Он умер в шестьдесят шесть… Так вот, Максим… В Германии живешь…
Глаза Саши «Сенкевича» теплеют еще больше.
Он резко поворачивается к молодому усачу:
