В какой-то момент я спиной почувствовала взгляд чужака. Многолетняя осторожность и одиночество развили во мне почти звериное чутье. Я всегда ощущаю, как на меня смотрят. На этот раз взгляд не царапал опасностью, а щекотал любопытством. Я обернулась. Почти по пояс в тумане стоял Субботин. Застигнутый за подглядыванием, он стыдливо присел, желая спрятаться, но все равно оказался выше влажной дымки. Я прыснула, с трудом подавив смех. Видел ли он когда-нибудь голую женщину?
Я невозмутимо продолжила водную процедуру. Пусть смотрит, с меня не убудет. Обнаженное тело — самое ласковое в мире оружие. Как и всяким оружием, им надо уметь пользоваться. Знать самые убойные детали, скрывать слабые стороны. А еще ухаживать и беречь. Помните об этом, женщины.
Мое тело сохранило подтянутость и упругость. Самоограничения и тренировки немного развили плечи и руки, что позволяет при необходимости маскироваться под мужчину. Грудь у меня небольшая, под свободной одеждой ее незаметно. Однако когда требуется, я облачаюсь в короткую юбку или откровенное платье и туфли на высоких каблуках. Я знаю, что в этом случае мужики глазеют на мои стройные ножки. На это и расчет. Пусть смотрят ниже пояса. Зато потом свидетели не смогут вспомнить мое лицо. Их взгляды как по команде цепляются за трепещущую оборку платья, с глупой непосредственностью норовя проникнуть под нее.
Однако в средствах обольщения требуется мера. Половина на половину — лучшее правило. Открыт низ, значит, закрыты плечи, и наоборот. Глубокое декольте лучше всего сочетается с платьем ниже колен. А если обнажена спина, то спереди ткань под горло. В противном случае вы впадаете в вульгарность. Для мужиков это означает доступность, а доступные женщины их неправильными мозгами хорошо запоминаются.
Я уверена в притягательности своего тела как для мужчин, так и для некоторых женщин, но редкий счастливчик получает право прикоснуться ко мне. Я сама делаю выбор. Редко и лишь тогда, когда очень этого хочу.
Но был в моей жизни особо гадкий период, когда с моим мнением не считались.
По вечерам в палату закрытой психиатрической клиники, куда меня упекли по решению суда, повадился заходить завотделением Клыженко. Жирный и противный, с пористым рыхлым лицом, он был похож на жабу. Я так его и называла. Жаба заходил, запирал дверь и расстегивал штаны. Мои руки и ноги предварительно привязывали к углам кровати услужливые санитары. Я выкрикивала ругательства, пока Жаба не заклеивал мне рот скотчем. Потом он задирал мою рубашку, его сальные глазки подолгу разглядывали мой голый живот и беспомощно растянутые ноги. Руками он нервно теребил мошонку. Палата наполнялась его гнусным постаныванием. Чаще всего Жаба кончал надо мной, стремясь брызнуть спермой в пупок. Но иногда, распалившись, он наваливался огромной тушей, пыхтел и насиловал.
