Я положила под морду животному сиреневые бутончики клевера. Пифик открыл рот, вытянул морщинистую шею, цапнул цветок и подал голову назад. На цветке образовалась проплешина.
— Так, на аппетит мы не жалуемся. Замечательно. — Я обернулась к солдату. — А ты что стоишь, рот раскрыл? Проверь сарай. Там есть возможность поспать?
Через три минуты Николай вернулся, отряхивая грязь со штанов.
— Нет. Там был курятник. Гнилые доски и старый помет.
— И выглядит он ненадежно. Если ты чихаешь или храпишь, сооружение может рухнуть.
— Я не храплю.
— Надеюсь.
В итоге мы расположились в машине, откинув до предела спинки передних сидений. Я приоткрыла окно, чтобы дышать свежим воздухом и слышать окружающие шорохи, поправила пистолет в кармане куртки и сказала:
— А теперь, дружок, я хочу услышать твою историю. Только сказку не сочиняй. Сказки я не люблю, как-то в детстве не сложилось.
— У меня тоже.
— Что так? Мамка книжек не читала?
— Я детдомовский.
— Из Валяпинска? — заинтересовалась я, прикидывая по возрасту, не могли ли мы пересечься. В нашем интернате дети воспитывались с трех лет до восемнадцати.
— Нет. Я с Поволжья.
— Родителей помнишь?
— Не-а. Меня подбросили к дому малютки. В записке было только имя. Субботиным записали, потому что в субботу нашли.
— Вот и встретились два одиночества…
— Что?
— Да это я так… — Я по-новому взглянула на солдата. Знаете, как отличить детдомовского ребенка от обычного? Сирота не смотрит вам в глаза. Его столько раз обманывали и пичкали нотациями, что он закрыл окошко в свою душу. Солдат, конечно, давно не ребенок, но взгляд его поймать мне не удалось. — Рассказывай, Субботин, почему из армии сбежал? Деды достали?
— Я сам дед. Точнее, дембель. После майских дембельнулся… С месяц уже.
— Только не трепись, Субботин. — По фамилии мне называть его стало легче. Уж слишком много щемящих воспоминаний у меня вызывало родное имя Коля. — Я же предупредила — сказок не люблю! Ты сбежал из охранения, прихватил автомат. Кстати, где оружие?
— Какой автомат? — встрепенулся солдатик. — Я ушел без автомата. Я свободный человек, потому и ушел.
— Свободный, — ухмыльнулась я. — Свободные люди в кустах не прячутся.
— Мне бы подальше куда уехать. А там…
— Тебя везде достанут, дезертир. Твои приметы на каждой заправке! Дослужить, что ли, не мог? Сейчас год всего служат.
— Дослужил я! Дембельнулся, как положено.
— Да ну тебя! Не хочешь рассказывать — не надо. Завтра всё равно разбежимся.
Я прикрыла глаза, собираясь забыться тем чутким сном, когда крупица сознания, словно часовой на посту, бдит, чтобы при любой опасности разбудить отдыхающий организм. Почти всегда я спала в верхней одежде, имея под рукой оружие. И трижды это спасало меня.
