Кто-то опять сигналит и мягко тормозит рядом. Обернувшись, вижу бежевую «Волгу». Ее хозяин — немолодой, усатый, в светлом пиджаке,— приоткрыв дверцу, говорит по-грузински: «Сударыня, если пожелаете, я подвезу».—«Спасибо,— отвечаю я.— Мне недалеко».— «Супругу нашего Джано Джанашиа я готов и далеко отвезти»,— его усы приподнимаются в вежливой улыбке с крошечным намеком на фамильярность. «Благодарю вас, сударь,— как можно любезнее отвечаю я.— Мне хочется пройтись пешком».— «Как вам угодно...» Он захлопывает дверцу и отъезжает. Жена знаменитости!.. Откуда он меня знает? Жаль, на номер не посмотрела: если сухумский, тогда все понятно, в Сухуми меня знает каждая собака. Но он издалека подвалил: «Супруга Джано Джанашиа...» Да кто его помнит, Джано Джанашиа! Раз в год по телевизору покажут какую-нибудь сценку — их всего несколько в фонде.
Забудь про дорогу, взгляни на зеленую изгородь, туда, где в глубине двора в тени разросшихся деревьев стоит плохонький домик в три окна, последний домик времен твоего детства среди выросших вокруг особняков.
Четыре дня назад кто-то распахнул его окна, выложил на подоконники полосатые матрацы и подушки без наволочек. Во дворе под деревьями сидят маленькие девочки. Они не смеются, не бегают, а тихо разговаривают и смотрят на меня грустными светлыми глазами.
— Здравствуй, Додо!
— Здравствуй, Этери! Какая неожиданная встреча...
— Такая уж неожиданная? Мы ведь обе каждый год приезжаем сюда.
— Если бы вы приехали раньше, мой Буба развлек бы твоих барышень.
— С трудом удалось выхлопотать отпуск.
Этери... Этери... До чего же она похожа на брата. Те же светлые глаза, те же высокие брови на бледном овале лба. Не так уж много прошло времени, неужели я все забыла? Нет, шторм помню, как будто вчера... Огромные свинцово-зеленые валы, взвинченная и испуганная зрелищем толпа, и трое в море. В то лето Гела устроился спасателем в дом отдыха. Он мог не кидаться на помощь, имел полное право: по инструкции в такой шторм запрещалось выходить в море К тому же с минуты на минуту ждали вертолета. Днем раньше во время драки на танцплощадке я обозвала его трусом. Не помню за что... Он заметил в толпе меня, задержал на мне невидящий взгляд и, отделившись от цепочки спасателей, побежал навстречу нарастающей волне. Неподалеку громоздились бетонные кубы. Волны разбивались об них со звуком артиллерийского залпа. Потом говорили, что эти кубы всему виной... Остальное было, как во сне: свинцово-зеленые валы безмолвно разбивались о берег; прилетел и улетел беззвучный вертолет, примчалась пожарная команда — красная машина едва не увязла в мокром песке; подъехали два грузовику с людьми, «скорая помощь»; мужчины бегали, молча разевали рты и размахивали руками; по лицам женщин текли слезы, и все время откуда-то слышался отдаленный вой сирены, назойливый, как комариный писк. Потом стало смеркаться, толпа поредела. Я сидела рядом с будкой спасателя возле одежды Гелы. Временами мне казалось, что все это сон, кошмар, из которого надо вырваться, пока не надорвалось сердце. И в этот кошмар, делая его явью, вошла, вбежала маленькая Этери. Босая, в коротком платьице, она бежала вприпрыжку, ела грушу и махала мне рукой. «Додо! Ты не видела Гелу?»
