Мира страдала. Мира страдала, и никому не было до этого никакого дела.
Но она страдала не из-за того, что оказалась на Золотой галлюцинации. Напротив, повторное прохождение просто открыло ей саму себя. И теперь она должна была разобраться в себе. Потому она и сотрясалась рыданиями: она просто понимала, что это практически невозможно, а если и возможно, то лишь с великими усилиями. Нет, ей ничего не стоило их приложить. Но что-то подсказывало ей: уже было поздно. Поздно было что-либо менять, как бы ей того ни хотелось. А ей хотелось. Очень.
Начать жизнь заново нельзя. Можно попробовать переродиться, но точкой отсчёта всё равно уже будет не младенческий возраст, а то состояние, до которого ты дорос в своей “прошлой” жизни. Нельзя начать заново, можно продолжить по другому пути.
И казалось, Мире этот другой путь был известен. Этот другой путь являл собой её настоящую сущность. Ту, которую она всякий раз пыталась от себя скрыть, хотя делать это – преступление. Она закрывалась от самой себя, заверяя, что тех она любит, а тех ненавидит.
Вот только всё было совсем не так. Любовь и ненависть перевернулись, поменялись местами. И с этим ей теперь и предстояло работать.
***
C – это дети. В секторе С жила её мама и Джим. И ещё много кто. Наверняка.
Сандра получала частички информации с каждым днём всё больше и больше. Это походило на какую-нибудь игру а-ля собери десять фишек из пачек быстрых завтраков и получи приз. Что здесь было призом? Окончательное получение всей-всей правды?
И эта Мирабель ведь наверняка знала тайну третьего сектора. Потому что на её лице удивления Вайтфейс не откопала. И Маркус тоже не был удивлён.
– Вполне логично, – заявил он, сложив руки. – Непонятно лишь, зачем им вообще всё это понадобилось.
Кэссиди вздохнула.
– Опыты. Я даже не могу сказать точно, какие. Не помню ничего. И Джим не помнит.
А вот в это Сандра уже охотно верила. Чего стоило вспомнить тот случай в супермаркете, когда выяснилось, что Маркус не помнил ничего о Прибытии Сандры.
– А вы помните, как в меня молния ударила? – тут же спросила она, боясь забыть свой вопрос.
– Помним, – ответил Джим. Кэсс кивнула.
– Помню я, помню, – сказал Маркус, и девушка резко посмотрела на него.
– А что же было тогда, в магазине? Когда ты сказал, что не приходил ко мне ни с какой фотографией? Разве тебе не стирали память?
Он покачал головой. По нему было видно, что признаваться в этом ему было неимоверно стыдно. Он чувствовал себя как-то неправильно.
