Нэнси надеялась, что Сандра Вайтфейс умрёт, и что смерть её завершит вереницу неудач и не самых лучших событий. Потому что во всём мешала только лишь она одна, и отрицать это было бы бессмысленно.
Стало понятно, что ожидать её в больнице уже не имело никакого смысла. Ей попросту здесь нечего было делать: Кастора Бэнкса выписали, а за трупом Алекса Раунда она во второй раз тащиться точно не была настроена после того, что произошло в первый. А значит, задачу свою им решать необходимо было каким-то другим способом.
У них осталось два варианта, и оба были чересчур глобальны. Либо город, либо Штаб. Больше ничто не подходило на роль места идеального преступления. Но они это преступлением не считали и считать не хотели. Эта смерть была бы освобождением.
Связи в Штабе были. Хорошие. И там те, кто должен был, уже были на чеку.
С городом всё обстояло сложнее. Хотя бы потому, что, во-первых, датчик Сандры не передавал её истинного местонахождения и состояния, во-вторых, далеко не все видеокамеры находились в рабочем состоянии. А значит, на него больших надежд возлагать не следовало. Но и исключать такой возможности тоже было нельзя. Всякое ведь могло под руку подвернуться.
Они были уверены, что смерть Посвящаемой – это выход. Они стремились к нему, а он всё сильнее отдалялся от них, дразня, сверкая своей неоновой вывеской над дверью. А они продолжали бежать, надеясь, что когда-нибудь им удастся его догнать. Выход.
Единственно возможный среди несуществующих вариантов.
***
Когда Маркус надел на себя наушники, то окружающий мир словно перестал для него существовать. В стрелковых, в отличие от обыкновенных, с помощью которых люди слушают музыку, действительно ничего не было слышно, а если и было, то лишь что-то, звучащее слишком громко, но еле-еле, тихо-тихо. Как будто то был звук из параллельной вселенной.
В первый раз он произвёл свой выстрел так, словно до этого уже стрелял, как бы напыщенно и идеалистично это не звучало. Но просто он не боялся грохота, который наверняка бы раздался после того, как он нажал бы на спусковой крючок, и отдачи. А если бы боялся, то инстинктивно дёрнулся бы, и пуля в мишень уж точно бы не попала, уйдя куда-то в сторону. Приклад плотно упирался в его плечо, и когда тот роковой выстрел, наконец, случился, то Маркус ощутил лишь плавный толчок. И практически тишину. Без грохота, которым всех пугали.
Вот и сейчас он уже прижимался щекой к прикладу, целясь правым глазом, ловя мишень, которую, казалось бы, и ловить не нужно было: вот же она, неподвижная. Однако, на самом деле, движима была и она, пусть эти движения и были еле уловимы.
