Но пока рисковать ему, как он вскоре и сам понял, особенно не приходится: вражеских истребителей в небе не видно, зенитки почему-то тоже молчат — может, их тут и нет вовсе. Тем лучше! Но тут Биджиев наконец спохватился — в небе нет не только «мессеров» или «фокке-вульфов», в нем вообще пусто, а он давно уже в одиночку крутится здесь над вымершей, обезлюдевшей станцией.
…На аэродроме царила тревога. Я то и дело поглядывал на часы: горючее у Биджиева на исходе. Если не появится в ближайшие десять — пятнадцать минут, тогда… Кляну себя, что не вернулся сразу же, едва обнаружил отсутствие новичка. Но, с другой стороны, что мы могли сделать? Не успели отойти от станции, как на нас сразу же навалилась четверка «мессеров» — сами еле ушли. И все же на сердце было нехорошо, давило чувство какой-то неосознанной вины…
— Да не терзай ты себя! — тронул меня за плечо Лядский. Он, как и Пряженников и другие, тоже не уходил с полосы. — Обойдется все! Заплутал он, наверно, ну и сел где-нибудь на вынужденную… Места здешние незнакомы, первый на этом участке вылет!
— Вот именно первый! — поморщился я. — А если, как для Шурика, и последний?
— Никто из нас не застрахован, — вмешался в разговор Пряженников и, кивнув в сторону Лядского, продолжил: — Если бы не Тимофей, топать бы мне нынче домой пешком. Конечно, если бы осталось на чем топать…
— Да бросьте вы его раньше времени хоронить! — крикнул вдруг кто-то из стоящей поодаль группы летчиков. — Вон он, ваш Биджиев, летит!
Все оглянулись. Из-за леса действительно вынырнул какой-то «ил». Быстро приближаясь, он шел к аэродрому на бреющем. У всех сразу отлегло от души.
Сперва я даже не стал отчитывать Биджиева, когда тот докладывал, что самовольно задержался над целью. На радостях решил простить новичку грубое нарушение дисциплины и только спросил:
— Независящие обстоятельства… Вам по-прежнему, лейтенант, неясно, что это такое?
— Теперь ясно, товарищ командир! Азарт и увлечение боем, которые помешали мне уйти вместе с группой, независящими обстоятельствами считаться не могут! — лихо отрапортовал Биджиев. И вдруг покраснел, опустил голову и тихо сказал: — Но у меня же неизрасходованные снаряды оставались…
Однако сочувствие сочувствием, а дело делом. Пришлось поговорить все же с Биджиевым всерьез.
Отвели мы его вместе с Лядским и Пряженниковым в сторонку.
— Ты свой «ил» где получал, на заводе? — спросил я его. — Видел, кто там за станками вкалывает — пацаны тринадцати-четырнадцати лет! Порожние ящики себе под ноги приспосабливают, чтобы до суппорта дотянуться…
