— Прощай, прекрасная француженка, — сказал он мне, — возвращайтесь в Пьемонт с победой и принесите нам свободу.
Моя прекрасная буланая кобыла! Как же я любила ее! Однако судьба не дала мне счастья попользоваться ею долго. На следующий день, 13 брюмера,[53] имело место сражение при Савильяно. Я с отрядом наших войск находилась в Чераско. Нас там было около сотни драгун и около тысячи пехотинцев, но лишь два орудия, чтобы отвечать на дьявольский огонь множества австрийских пушек. Это был один из самых несчастливых дней в моей жизни.
С самого утра мою кобылу ранили штыком в правый бок; штык прошил ее насквозь и погнул ножны моей сабли. У меня было время высвободить ноги из стремян, пока несчастное животное падало. Его кровь залила мне сапог, и части кишок зацепились за шпору. Я заплакала, увидев его на земле. Грустным утешением мне было лишь то, что оно недолго мучилось. А для меня началась малоприятная роль драгуна-пехотинца. Орудия били без перерыва, и вскоре вражеский огонь образовал вокруг нас полукруг. Я прибилась к группе, в которой находилось три генерала (их, черт возьми, было трое), и мы спрятались за небольшой часовней; это было единственное место, куда не долетали австрийские снаряды. Как жаль, что я забыла имя того из трех генералов, который командовал нами! А может быть, это и хорошо, так честь нации меньше пострадает от моего рассказа. Это был человек высокого роста с огромными бакенбардами. Он выделялся своим внешним видом, но отнюдь не умом и решимостью. Ему передали донесение, что генерал Дюэм[54] должен подойти с подкреплениями примерно в девять часов утра. Время шло, но никакое подкрепление так и не подходило. В пять часов вечера одно из наших орудий было разбито, а другое увязло в болоте, половина солдат была выведена из строя, а австрийцы все наседали и стреляли почти в упор. Ситуация становилась совершенно невыносимой. Генерал совсем потерял голову, он был очень бледен, постоянно со всеми советовался. Было очевидно, что если так будет продолжаться, то он так и не сможет принять верного решения.
Наконец он закричал:
— Вон там разведчики Дюэма, мы спасены!
Действительно, там кто-то двигался, и это было как раз в том месте, где еще оставался открытым проход, позволивший бы нам отступить. Через несколько минут я уважительно приложила руку к козырьку каски и, приблизившись к генералу, сказала:
— Мой генерал, позвольте заметить? Это не разведчики дивизии Дюэма, это противник. Это баркавские гусары и вюртембергские драгуны. Я научилась их различать с тех пор, как побывала на часах.
