Я, добрый ребенок, маленькая девочка, имевшая свои представления о жизни, не замедлила принять такое «заманчивое» предложение.
Это все, что мне досталось в наследство от родителей. Я полагаю, что мое состояние, если бы оно у меня осталось, преобразовалось бы в ассигнаты[7] из большой национальной копилки или во что-то другое примерно так же, как и мои белые битки преобразовались в красивые медные кругляши на мостовой.
Однако мой дядя, брат моей матери, которого звали Жозеф Виар, служивший су-лейтенантом в Дьеннском пехотном полку, забрал меня и отвез в дом месье Мюидебле, владельца прачечной в Рюэйе.
Даже сейчас, когда мне шестьдесят девять лет, когда мне случается вспоминать о тех счастливых годах, что я провела в этом доме в Рюэйе у добряка Мюидебле, глаза мои наполняются слезами. Там я познакомилась с Клеманом Сюттером, человеком, которого я любила больше всех на свете, человеком, чью фамилию я имею честь сейчас носить. Мой дорогой Клеман! Твой портрет, медаль и почетный крест — вот все, что у меня осталось от тебя.
Мне шел десятый год, Клеману было больше одиннадцати; он и его сестра-двойняшка Виктуар стали моими лучшими товарищами, моими настоящими сердечными друзьями. Представьте себе великолепного блондина, вполне напоминавшего уже мужчину в пять футов одиннадцать дюймов ростом,[8] которым он вскоре станет, кровь с молоком, со светло-голубыми глазами, смотрящими на вас удивительно нежно, во всем облике искренность, смесь спокойной отваги и доброты, которые я встречала лишь иногда у швейцарцев и немцев. Собственно, этот рюэйский блондин и родился от отца-швейцарца, служившего в швейцарском полку, стоявшем в этой деревне. Маленький Клеман стал барабанщиком. Его особым образом причесали, выдали униформу и почти плоскую треуголку, украшенную серебряным галуном, которую он стал носить, сдвинув на правое ухо; его припудренные и заплетенные в косу волосы были взбиты на голове при помощи расчески. Для того чтобы прически были единообразными, унтер-офицеры, солдаты и барабанщики носили с обеих сторон головы трубочки из белого металла, которые подходили к цвету напудренных волос. В его красивой ярко-красной униформе, стянутой на груди и с широкими фалдами, в его белом жилете с пуговицами из желтого металла, в его штанах и огромных белых гетрах с подвязками он сверкал, как солнце.
Служба одиннадцатилетнего барабанщика не была слишком суровой; Клеман также успевал работать помощником у кондитера, и его чаще можно было видеть в куртке и хлопчатобумажном колпаке. А кроме того, он ходил в школу.
