Распад СССР стал непосредственным результатом идеологической и моральной капитуляции советского политического класса, структурно оформленного в виде Коммунистической партии.
Конец «красного проекта» и отказ от интернационалистской советско-коммунистической идеологии впервые радикально поставил вопрос о смысле и целесообразности существования большой России. Во многом это знаменовало возвращение к проблеме, существовавшей в имперские времена в XIX в. и не дававшей покоя Хомякову, Достоевскому, и Данилевскому. Именно три этих мыслителя, будучи далеко не единственными из тех, кто ставил вопрос о проектном целеполагании исторического существования России, попытались дать наиболее подробный и глубокий ответ. Он содержал в себе концептуальную установку на противостояние либеральнорыночному Западу во имя того, что мы сегодня назвали бы «консервативной революцией». Наиболее глубокие апологеты существования Российской империи стояли на крайне правой монархической платформе, продолжая тем самым право-монархическую традицию Жозефа де Местра – самого раннего идеолога «консервативной революции».
«Новая» Россия, сформировавшаяся после 1991 –1993 гг., оказалась в таком интеллектуальном пространстве, в котором она реально не могла воспользоваться ни наследием правых мыслителей царской эпохи, ни идеологическими возможностями так называемого «западничества». Общая атмосфера постмодернизма, слабое понимание сегодняшними эпигонами мировоззрения своих российских предшественников или современных зарубежных политических философов, а также стремительная дискредитация среди широкой публики либерально-рыночных и прозападных иллюзий времен перестройки – все это привело к тому, что режим, установившийся в постсоветской России, оказался в идеологическом вакууме.
