Наконец отец решился, отчаянно засучил рукава коричневого пиджака и открыл капот. Галстука не снял. Профессор носил этот важный атрибут власти на работе и дома. Не надевал только на пижаму. Максим понимал: галстук вроде меча у рыцаря — у кого он есть, тот и главный. Не случайно оба предмета одной формы.
— Выкручу свечу, посмотрю, есть ли искра. Заведи стартёр, когда крикну.
Максим молча взял ключи и сел на водительское место. Он плохо представлял, что тот сможет сделать, кроме как посмотреть. Перспектива провести ночь в холодном автомобиле с пышущим яростью папой не радовала.
Прошло немного времени. Явление профессора из недр мотора было неожиданным.
— В рот компот! — орал он страшным голосом. — Ключ, собака, сорвался! Не подходит!
Отец замолк, облизывая палец, ободранный псом-ключом.
Дальше Дмитрий Максимович рассказал правду об устройстве мира, подверг сомнению родословную свечей зажигания. Затем досталось тучам, проклятой сырости, ненормальной стране, автоинспекторам, которые попрятались в норы, вместо того чтобы патрулировать шоссе. Мальчик вздрагивал от слов, как от ударов. Где-то внутри возникали кровавые следы, которые ещё не скоро зарубцуются. Криком можно разбить бокал. Что если и мир взорвётся, как лампочка, и осколков уже не соберёшь?
Наконец Дмитрий Максимович устал. Наступившая тишина показалась ещё страшнее, и перепуганный насмерть ребёнок отчаянно повернул ключ, надеясь на спасительное чудо. Машина с первого раза послушно завелась. Отец изумлённо уставился на сына:
— По щучьему велению? — подозрительно переспросил он, потом торопливо добавил: — Быстро перелезай на своё место, пока не заглохла. Да постригись наконец! Зарос весь, ходишь как хиппи.
Они поехали. Максиму было приятно видеть убегающие назад тени тёмных деревьев. Он старался сидеть тихо, исчезнуть, слиться с сиденьем, чтобы вновь не разозлить отца. Мотор ровно урчал. Дождь заканчивался. На западе тучи расползались, словно ветхая ткань; между лохмотьями виднелось небо. Оно было багровым. Дворники укоризненно метались туда-сюда, словно не одобряли ничего из происходящего. «Так-так, так-так, всё вокруг один бардак», — истерично скрипели они.
— Ты похож на деда, — вдруг устало произнёс отец. — Вокруг него тоже постоянно происходила всякая чертовщина.
Максим ничего не говорил, не будучи уверенным, что приступ прошёл. Папа отходил так же быстро, как и взрывался, надо было только выдержать паузу. Давясь, мальчик проглатывал вопросы и слова, как в детстве манную кашу. Наконец любопытство пересилило.
