Шаманка девочку забрала, а отца вытолкала грубо, как попрошайку.
А потом началась метель, хотя казалось, зима уже на тепло поворачивает. Семь дней такой ветер, что из дому не выйдешь, с ног сметает. Лишь рукавицей прикрывшись, мелкими шажками добирались до стойла, чтобы коров и коней обиходить. Семь дней и семь ночей выл и бесновался ветер.
Наутро восьмого дня утих в мгновение, и рассвет был золотисто-розовый, нежный и радостный. Даже мать, семь дней плакавшая по своей девочке, улыбнулась сквозь слезы, такая была вокруг красота. А отец взял последнего копченого гуся, туесок с пластинами сушеных ягод, пачку табака – настоящего, городского, покупного, в бумажной коробочке с надписью, которую сам не мог прочесть, потому что был неграмотный, и с картинкой, изображающей русского генерала на белом коне, – и отнес все эти дары шаманке.
Снега намело – высоченные гладкие сугробы, ослепительно сверкающие на солнце. Отец первый нарушил целину, протоптав дорожку от деревни к дому шаманки, и еле пробился даже на широких своих снегоступах. Постучался в двери робко. Ожидал, что шаманка его прогонит, собирался покорно оставить дары на пороге.
Но шаманка его впустила, только палец ему к губам приложила: тихо, молчи! В доме у нее было жарко натоплено, густо пахло травами, причем запахи ему, опытному охотнику, были незнакомы. На просторной, мягкой лежанке, среди множества подушек, вышитых в подарок шаманке, под красивым стеганым одеялом лежала его девочка. Живая.
Личико ее было бледным, зато не горело уже тем лихорадочным, жутким, предсмертным румянцем, который он так хорошо знал по всем своим потерянным детям, и губы ее не выглядели спекшимися, и темные круги возле глаз посветлели и почти слились с тенью, отбрасываемой ресницами. Отец чуть не заплакал от счастья, но все же смог сдержать слезы. А шаманка забрала у него из рук подарки и вытолкала его, тыкая костлявыми пальцами в плечо, в спину… Вытолкала, как он и ожидал. Но ушел он счастливым. Он теперь поверил, что девочка выживет.
Родители успели примириться с тем, что потеряли дочь, и никак не могли нарадоваться тому, что шаманка отняла ее у смерти, когда случилось еще одно чудо, совсем уже нежданное. Через полтора месяца после той снежной бури, когда снег сошел везде, кроме леса, когда водяные лошади из Байгал-моря начали играть и взломали хребтами лед, когда дороги успели раскиснуть и снова подсохнуть, свежим и совсем весенним утром шаманка привела к ним девочку, одетую в новенькие, ручной работы сапожки, в уютную меховую шубку с капюшоном – и кто только все это для нее сшил? – привела, ласково подтолкнула к матери и сказала:
