приказ собрать зерна. Наутро все просо было в чашке, однако с тех пор
слуга уже не делал слуге таких пакостей.
Один охотник из Виллар-Рекула неудачно поохотился в озерах Бессу и без добычи отправился отдыхать в близ расположенный охотничий домик. В полночь он был разбужен странными шумами, напоминавшими лязг цепей, которыми коров приковывают к решетке стойла. Затем сверху на охотника упал ворох сена, следом за ним еще и еще один. Он прижался к углу и в ужасе увидел маленького черного человечка, который весело собирал сено и ворохами кидал его в охотника, а затем, смеясь, убегал, стучал себя по спине и снова возвращался. С первыми лучами восходящего солнца все стихло. Охотник, дрожа от страха, встал, осмотрелся и, более ничего такого не видя, со всех ног помчался в деревню.
Долгими зимними вечерами можно услышать захватывающие рассказы о духах, которых называют домовушечками (folletons). Вот один из них, который я слышал сравнительно недавно.
«В маленькой деревушке Ла Блаш, дома которой вплотную примыкают к пихтовому лесу, около 1836 года жил один богатый крестьянин. Его звали папаша Руа (на патуа pare Rai), очень уважаемый во всей округе вплоть до Мюра. Настоящее имя этого человека было Ипполит Понсе. Его-то постоянно и беспокоил домовушечка. Правда, он приставал не к самому папаше Руа, а к его великолепной черной кобыле, которой наш добрый малый очень гордился. Домовушечка приходил по ночам и заплетал кобыле гриву. Часто он останавливал выбор на хвосте и сплетал из него косы так, что папаша Руа наутро был вынужден их выстригать.
В конце апреля 1836 года, когда снег уже почти сходил, папаша Руа решил отправиться в Мюр, расположенный на расстоянии около двадцати километров. Обычно отправлялись до заката, он прибывал туда около трех часов утра. Перед отправлением папаша Руа имел обыкновение кормить свою лошадь. Но на этот раз кобыла исчезла. „Опять домовушечка со своими гадкими шутками, — смекнул папаша Руа. — Придется мне поспать до зари, пока кобыла не вернется, но я опоздаю“. Все так и вышло: кобыла приплелась домой, одна и вся покрытая потом, к пяти утра. Так повторялось очень часто, а в конце концов папаша Руа принял решение. Оно было очень простым: заночевать в стойле, чтобы никто уже не мог помешать отправиться в путь. Так рассказывал мой дед, девяноста двух лет отроду. Он во все это искренне верил. Меня он уверял, что хвост у кобылы папаши Руа был заплетен так намертво, что расплести его было невозможно. Он знал еще много подобных случаев. Например,
