— Получается, что мне в штабе фронта очки втерли, когда команду обещали, — подытожил я.
— Тут уж моя вина, — признался Шамов. — Твоих солдат я у себя задержал. Временно. Для неотложного дела понадобились… А пока взамен двух орлов послал — не нарадуешься.
— Каких орлов?
— Увидишь. Сегодня прибудут. В случае чего, я на помощь тебе все силы брошу, можешь не сомневаться. А сейчас прямой нужды не вижу. Ты ведь больше из перестраховки людей просишь. Верно?
Я вынужден был согласиться, что в немедленной помощи не нуждаюсь, и Шамов опять рассмеялся.
— Не зря мне тебя нахваливали, — врать не умеешь. Справишься. Звони чаще.
Я вспомнил о Любе.
— Здесь одна девушка объявилась, из наших, угнанных, у кулака работала.
— Ну?
— Нельзя ее временно у себя оставить? Она пока и за переводчицу…
— Ох и хитер! Только что говорил — «никого нет». А девка хороша? В смысле физкультподготовки?
В тоне Шамова появилась игривость, которая мне не понравилась.
— Ей еще девятнадцати нет, товарищ майор. Натерпелась она немало…
— Строгий ты мужик, Таранов. Можешь зачислить в штат. Возьми у нее данные, потом оформим. Все?
— Так точно!
— Хоть не вижу тебя, но представляю — хорошего коменданта в Содлак послали.
— Спасибо за аванс, не знаю, отработаю ли. Можно быть свободным?
— Погоди, пожми прежде трубку.
— Зачем?
— Вместо руки. И я пожал. Вот и поздоровкались. Теперь приступай к делам.
После этого разговора ясней не стало, как приступить и к какому делу, но зато пора надежд и сомнений для меня кончилась. Шамов прав: есть приказ, и мое дело выполнять. Знать бы только, с чего начинают коменданты свою деятельность? Само собой напрашивалось — прогуляться по городу, познакомиться с «хозяйством», но и это пришлось отложить.
Высоченная, обитая тисненой кожей дверь моего кабинета, напоминавшая поставленный на попа диван, открылась, и я увидел вчерашнего знакомца Петра Гловашку. За ним теснилось еще несколько человек. Я обрадовался. Ведь это и были те массы, опираться на которые советовал Шамов.
Кроме тех, кого я видел ночью, пришли и новые. Они подходили, называли свои имена, которые я старался запомнить, и чинно усаживались в глубокие кресла. Кабинет был просторным, как все в этом доме, и рассчитанным не столько для работы, сколько для сборищ. Кроме моего тяжелого стола на резных тумбах, в углах и у огромного камина размещались столики пониже, со своими лампами, пепельницами. Украшали еще кабинет разные фигурки из мрамора и бронзы.
