Сорок четвертый закрыл дверь, мы сели, и он начал разговор. Сказал, что рад моему приходу — это очень мило и великодушно с моей стороны, — что надеется найти во мне друга: он одинок и очень хочет с кем-нибудь сблизиться. Я смутился, мне стало стыдно, я почувствовал себя жалким и подлым обманщиком и почти собрался с духом открыть ему истинную цель своего прихода, низменную и эгоистичную. Но Сорок четвертый улыбнулся доброй располагающей улыбкой, похлопал меня по колену и произнес:
— Не беспокойся.
Что он имел в виду, я не понял, но его замечание меня озадачило; мне хотелось поддержать разговор, чтобы не выдать своего замешательства, но, как на зло, ничто, кроме погоды, не шло на ум, и я молчал.
— Она тебя волнует? — спросил Сорок четвертый.
— Кто — она?
— Погода.
И снова я был озадачен, вернее — потрясен. «Это сверхъестественно, — думал я, — это страшно, я его боюсь».
— И напрасно, — весело молвил Сорок четвертый, — не надо меня бояться.
Я поднялся, охваченный дрожью, и едва пролепетал:
— Я… мне что-то неможется, извини, я лучше пойду.
— О, не уходи, прошу тебя! — взмолился Сорок четвертый. — Побудь со мной. Хочешь, я помогу тебе, с радостью помогу?
— Ты такой добрый, такой славный, — растерянно бормотал я, — мне и самому хочется остаться, но лучше я зайду в другой раз. Я, понимаешь ли… похолодало, наверное, простыл немного. Пойду лягу, укроюсь потеплей, так скорее поправлюсь.
— При простуде выпить чего-нибудь горячего в сто раз лучше, уж поверь мне. Горячее питье — вот что тебе нужно! Ну, как?
— Может, и лучше, да где…
— Только скажи, что ты хочешь! — воскликнул Сорок четвертый, жаждавший мне помочь. — Горячий кларет, прямо с огня, пойдет?
— Еще бы! Но откуда…
— Вот, держи, пей, пока не остыл, только не обожгись. Простуду как рукой снимет.
Сорок четвертый протянул мне дымящийся кубок — красивый, покрытый тончайшей резьбой. Я принял его и ни жив ни мертв повалился на стул, кубок задрожал у меня в руке. Я все же глотнул вина — оно было восхитительно и совершенно непривычно на мой грубый вкус.
— Пей! — подбодрил меня Сорок четвертый. — Пей до дна, не бойся, вино живо поставит тебя на ноги. Впрочем, это не по-товарищески: я должен выпить вместе с тобой.
В мгновенье ока в руке у него появился дымящийся кубок. Не успел я осушить свой, как он снова протянул мне полный и сердечно сказал:
— Пей, это только на пользу. Я вижу, тебе уж полегчало, верно?
«Полегчало, как бы не так, — подумал я про себя. — Согрелся, а душа в пятках».
