Отступление: вандальные надписи типа «здесь был вася» еще строители пирамид оставляли, а ведь могли о себе и побольше написать, ради интересующихся потомков! В нашем рембате исписанными оказались почти все кровати, но на мемуары или афоризмы никто не решился, надписи скучные: имя, село.
Зато одна просто съела мне мозг: «батя качанив лютий». Вроде Качанова у нас нет, есть Качановка, да и батей у нас никого не называли, а после месяца обычно пишут год. Зато если смотреть на фразу шире, можно интерпретировать ее так: «отец двух оболтусов очень зол», или «февраль — отец капусты». Если же представить «качанив» глаголом, то этот самый батя что-то нехорошее делал с февралем.
Короче, со вторника температура у меня держалась в районе 39, и потому в ночь с четверга на пятницу ко мне, кроме вариантов решения этой загадки, периодически приходили галлюцинации с падением в черную дыру со смыкающимися проволочными ко-лючками, так что лучше уж пускай мозг развлекается с Качановыми батями, чем пугает.
Возвращаюсь к пиле: увидев, что же я пилю, народ дружно офигел. Предложили мне паштет, я попытался намазать его на отпиленный брусочек, но мне дали хлеба, а окаменелость хотели забрать (я не дал — надеялся размочить в кипятке).
Тут народ начал интересоваться, а как у меня вообще с головой? Не болит? Не стукался, со второго этажа не падал? Может, в детстве уронили? Я прохрипел про температуру и горло (говорить уже особо не получалось).
Народ потребовал отправляться в санчасть, но я честно сказал: «Можу не дійти», — надеясь, что уж этой-то ночью отдохну наконец от подвигов пиления, жевания и проглатывания (в горле уже сильный жар и боль). Санитарных машин тут нет, не будут же они скорую из Десны вызывать ради того, чтобы моба перетащить из точки А в точку Б, расстояние 500 м?
Но поспать толком снова не удалось: во-первых, Ж.-младшего в 6 утра уже вызвали на отправку, и он забрал у меня поджопную подушку, ночей моих усладу.
Во-вторых, новоприбывшим разрешили расселяться где вздумается, поскольку нас, «дедов», осталось чуть больше десятка. И все утро эти тараканы лазили справа, слева и даже сверху, терзали тумбочки, рылись под кроватями, задавали дурацкие вопросы: «А чия це курточка?», «Шо то за сало?», «Де тут лежала струна?» Может, правда, последний вопрос — плод моего больного воображения, просто приятно думать, что хоть один таракан оказался меломаном.
Ближе к обеду растормошили уже конкретно, с криками: «Подъем, лебедь умирающий, пиздуй к насяльнику — лечить будет». Думал послать, но поскольку все равно надо вставать пи-пи, поплелся, с мыслью: «Будет хамить — сделаю пи-пи прямо у него на полу».
