Материя существует только с помощью сознания, а сознание — только в материи. Но, в конечном счете, именно сознание всегда сохраняет первенство.
И возвращаясь к вопросу о том, существуют ли принципы, которые могли бы принимать в расчет существование материи, вещей, мне кажется, на него теперь легко ответить так: принципов нет, но существует материя и даже твердые тела, и в их твердости есть разреженность; и есть совокупность единой материи, дающая идею совершенства, — и даже есть сущности, способные осознать Бытие, которое вытекает из Единого Целого.
Все это имеет значение только для данного мира, который расширяется и приобретает резкость, а также для мысленного взгляда, устремленного в суть вещей, — причем только тогда, когда он пытается увидеть эту суть. Но совершенно очевидно, что если в сознании ничего нет, то все, что существует, является производной сознания. И вещи тоже являются производными сознания. Они имеют преходящую и функциональную пользу; но имеют значение только для созданного.
Все существует только как производное, и все производные сводятся к одной — и печень, окрашивающая кожу в желтый цвет, и мозг, сам себя заражающий сифилисом, и кишечник, выводящий отбросы, и пылающий взгляд, что сродни огню, — сводятся для меня, если я умираю, к сожалению, что я жил, и к желанию с этим покончить.
Впрочем, можно произвести то же самое деструктивное, или, точнее, сжимающее, действие, которое устранит случайные аспекты вещей, чтобы привести их к единому целому, неважно какому Что касается меня, то я делаю это с Числами; так как для того, кто мыслит Числами, это также сводится к отдельному свойству, которое живет, только если оно отдельно, и в тот момент, когда его отделяют; но нет необходимости складывать что-либо, чтобы осознать его продолжительность.
Мне придется сделать большое умственное усилие, чтобы рассмотреть то, что существует под видом количества, или, скорее, то, что отделяют и исчисляют, заканчивая подведением зловещего итога. И пусть не говорят, что Числа, в том смысле, как их рассматривал Пифагор, не приводят к количеству, к множеству, и что смысл, напротив, сводится к отсутствию этого множества. И что цифра, начертанная в своем самом высоком значении, является символом того, что невозможно достичь, рассчитывая или измеряя.
Я полагаю, что уже смог внушить своему разуму достаточно жуткий взгляд на отсутствие множества, так что-бы получить хотя бы слабое представление об этом. Но, рассчитывается или нет состояние, которое приводит к разделению принципов, — я имею в виду образы, — оно подчиняется законам, следуя которым Числа могут дать откровение.
