По возвращении из Сирии Юлия Домна, которая превыше всего ценила верховную власть и для которой любовь была не в счет (а поэзия Аполлония Тианского и некоторых других была для нее высочайшей формой власти), Юлия Домна, которая не могла вынести потерю короны, решает умереть от голода — и она это делает.
Таким образом, в Сирии водворяется Юлия Мэса и ее потомство.
Итак, 211 год после Рождества Христова.
Гелиогабалу почти 7 лет, и уже два года как он посвящен в жрецы солнца. Но вокруг маленького Эмафийского государства, Эмата[57], которым он правит, раскинулась Сирия, пустынная и пустая, и было бы важно узнать, что она собой представляет.
С военной точки зрения она спокойна. С физической и географической точек зрения она представляет собой примерно то же самое, что и сейчас. В настоящее время река Оронто, омывавшая стены храма Эмесы, как бы обнимая его своим изгибом, перестала их омывать. Антиохия называется Антакией, а Эмесу теперь называют Хомс. От храма солнца не осталось абсолютно ничего, так что веришь, что он исчез под землей. Он действительно исчез под землей, а там, в полустадии[58] правее, построили мечеть, обращенную к западу; простая мощеная площадь скрывает великолепный фундамент храма, и никому не приходило в голову вести там раскопки.
В городе Хомсе воняет так же, как в Эмесе, поскольку любовь, мясо и дерьмо, — всё здесь под открытым небом. Кондитерские рядом с отхожими местами, а ритуальные скотобойни возле мясных лавок. Все это кричит, вырывается наружу, занимается любовью, выплескивает желчь и сперму, как мы сейчас — наши плевки. В узких улочках, на одинаковом расстоянии, словно отмеренном большими шагами — так могли бы ступать огромные статуи Ашшура[59], — в Хомсе торговцы так же поют псалмы, как они пели в Эмесе, сидя перед своими лавочками, больше напоминающими распродажу с молотка.
На них та же длинная одежда, что описана в Евангелиях, они суетятся среди ужасных запахов, точно бродячие комедианты или восточные скоморохи. И перед ними проходит толпа, где смешались рабы и аристократы, а над ними, в верхней части города, светятся, испуская лучи, сияющие стены тысячелетнего храма Солнца.
Выбравшись из торговых улочек, где среди пищевых отбросов гниют огромные крысы из сточных канав, приблизимся к самому храму, таинственное великолепие которого заставляло грезить половину античного мира. На расстоянии примерно в половину стадия запахи исчезают, становится тихо. Пустота, насыщенная солнцем, отделяет храм от нижнего города, ибо храм Солнца в Эмесе, как почти все сирийские храмы, возвышается на насыпном холме. Этот холм состоит из обломков других храмов, развалин дворца и остатков древних землетрясений, которые, если бы мы хотели добраться до их истоков, привели бы нас к Потопу, значительно более раннему, чем потоп Девкалиона
