— По логике это связано, — ответил за неё Томас. — Смотри, тут написано про молитву. А Лекса на кладбище молилась.
— Что? — фыркнула она со своего места.
— Все слышали, не притворяйся, — сказал он. — Я ж не собираюсь тебя теперь за это головой в унитаз пихать.
— Но кто мог об этом узнать? — раздался голос Сидни. Я пожала плечами.
— Подожди… ты хочешь сказать, это кто-то из наших? — Томас раскрыл рот от удивления.
— Билли? — предположила Лекса, выдёргивая свою флэшку из ноутбука. — Ну а что, вполне вероятно.
— Сомневаюсь. — Я покачала головой, затем обратилась к Сидни. — Ладно, Сид, мы, пожалуй, уже пойдём отсюда. Завтра расскажу, что мы нашли.
Она кивнула, и её изображение погасло.
За пару минут мы убрали всё по своим местам (кроме, конечно, личного дневника Хейли) и покинули злосчастную комнату.
Казалось, что мы ввязались во что-то страшное. Или нас погрузили в это что-то. Главное, мы не знали, кто. И это было даже страшнее, чем происходящее.
***
— Об окружающем мире надо говорить правду, — заявил мистер Мэден. — И правд этих всегда много. Вот, например, Шарлотта, эта тетрадь неподвижна?
Я скривилась. Какой чёрт позволил моим родителям дать мне это имя? И ведь самое обидное то, что оно всем нравится. Всем, кроме меня самой. Будто это имя принадлежит не мне, живому, как мне ещё кажется, человеку, со своими эмоциями, чувствами, желаниями, а какой-то вещи.
— Естественно, — не долго думая, ответила я. Вернее, лучше сказать, бросила. Он кивнул.
— А ты что скажешь, Томас?
— Это смотря относительно чего, — сказал Томас. — Вот относительно стола она неподвижна, а относительно, например, вас движется.
— Правильно, Сайфер. Напомни мне потом, чтобы я поставил оценку тебе в журнал.
Ну конечно. Если Томас отвечает, то уж точно правильно, и совершенно железно — на оценку. Хорошую. Даже если говорит всего два слова.
— Ну, относительно меня она неподвижна, — говорю я, и через секунду мне кажется, будто я ляпнула что-то лишнее.
— И ты, и Томас — вы оба правы, — заверил меня мистер Мэден. — Как я уже говорил, правд в жизни много. А вот истина… она одна.
— Какая же? — раздался голос Ала, сидевшего в конце класса. Ал… такой забавный мальчишка. Веселится, радуется жизни. А у нас что? Дурдом.
— "Моя правда — самая истинная", — со значительным видом процитировал мистер Мэден. Он всегда менял голос, когда что-то цитировал. И ещё рукой взмахивал, будто начинал петь оперную партию. — Это из "Женитьбы Фигаро". Читали? Нет? Почитайте. Моя любимая комедия. Фигаро был славный малый. Он ещё говорил, что "есть такая правда, которую все знают, но о которой умалчивают, потому что не всякую правду можно говорить.".
