Тетрада Величко | страница 85
Его руки лихорадочно, жадно метались по ее телу, заставляя пульс Кристины зашкаливать, задыхаться, словно она жаром над огнем дышала.
— Мавка моя… Красивая самая… Родная…
Хриплый, низкий шепот с горловым стоном, с такой потребностью, что ее будто током пробило. Так близко… Господи, сколько же лет они не были настолько близко?! И нет уже сил отстраниться, не может остановить его… Дышит его ароматом, сама в вихры Кузьмы пальцами зарылась, цепляется.
А Кузьма это ощутил на подкорке, видимо. Втянул через нос воздух всей грудью и прижал ее голову, лицо, губы — к себе. Не оставил никакого шанса вырваться. Напал на ее рот, нарушив все запреты, что она устанавливала. Целуя с такой жадностью, что затрясло обоих.
Кристина забыла про разум, контроль и то, как после вновь будет больно и невыносимо. Выгнулась, прильнув к нему еще сильнее, забралась пальцами под пиджак Кузьмы, начала вытягивать сорочку из-под брючного пояса. С галстуком сейчас просто не совладала бы — слишком руки тряслись. А так хотелось, так необходимо было к его коже прильнуть, ощутить своей…
Он сам рванул узел галстука, ослабляя. Второй ладонью продолжая плотно прижимать ее голову, ее рот к своему. Волосы в полном беспорядке у нее из-за него… У него — потому что она ерошит… А Кристина уже под рубашку ладонями забралась.
Он дернулся от первого касания ее пальцев так, будто Кристина через него заряд дефибриллятора пропустила. Словно всей поверхностью тела тянулся за ней, за ее руками. Ее прикосновений требовал.
— Ку-у-зьма! Любимый мой…
С грудным стоном принялась мять, тянуть ткань вверх, попутно расстегивая пуговицы. А он все целует и целует. Спасения нет! Нападает на ее рот, врывается языком. Кусает губы. Себя позволяет кусать в этой сумасшедшей потребности и нужде.
Говорят, не бывает бывших наркоманов и алкоголиков. Есть те, кто зависимы, но решили завязать. Вот такими и они, похоже, были. Были… А сейчас сорвались из своей «завязки».
В ушах кровь барабанила так, что Кристина плохо слышала. Их дыхание, их тихие, сдавленные стоны перекрывали для нее все остальные звуки в мире. Его руки, его тело — были всем ее миром. Всегда.
Так долго… Господи! Сколько же вечностей она не касалась его так? И как быстро поняла, что жить без этого не может больше. Ужасно. Невыносимо. До разрыва сердца. Но и без этого никак. До горечи сладко. До соли на языке от собственных слез, от испарины на его коже, которую не могла не целовать, слизывая.