— Я могу это устроить, — сказал Лу, и его голос сделался серьезнее. — С соответствующим разрешением.
— Оно у тебя есть, — соврал Мак. — Бен Оливос сказал, что договорится.
Бен ничего такого не говорил. Мак даже не спрашивал у него, зная наперед, каким будет ответ.
— Бен? — спросил Лу. — Ага, вы с Беном давно знакомы.
— Так и есть, — сказал Мак, и правда сделала это развешивание лапши на уши еще хуже. На другом конце линии возникла пауза. — Я подкреплю это документами как можно скорее, но это исходит напрямую от Бена. Нам нужно знать, что это за материал, где и кому его можно достать, — в его голосе звучала спешка, которую он сейчас испытывал. — Нужно как можно быстрее, Лу. Город в панике. Агенты в ярости, ведь похищение произошло на их территории. И нам нужно добиться прогресса: чего-то ощутимого, чего-то реального, с чем мы можем работать.
С чем я могу работать, подумал Мак. Что приведет меня к Изабель.
— Ладно, — сказал Лу. — Я посмотрю, как у нас успехи, и дам тебе знать.
Этого было недостаточно.
— Сегодня, — сказал Мак, и это прозвучало не вопросом, а утверждением.
Последовала очередная пауза.
— Сегодня, — наконец, ответил Лу. — Чистка туалетов может подождать.
***
Экстрасенс или нет, подумал Прентисс, но этому должен прийти конец.
— Проклятье! — выругался он, глядя на все еще неподвижную фигуру Изабель. Затем он резко отвернулся от нее, схватил стул и швырнул его в дверь камеры. — Проклятье!
Она была безупречно идеальной и в то же время невероятно ужасной.
Прентисс схватился за голову и принялся нарезать круги по тесной камере.
Что делать? Что делать?
Она говорила о его матери!
Он остановился перед металлической стеной и ударил кулаком по нарисованной трафаретом цифре.
Моей матери!
Лицо его матери встало перед глазами — лицо, которое он умудрялся отпихивать годами. Хорошенькая брюнетка с длинными волосами и не самыми невзрачными чертами. Но ее губы быстро скривились от ярости, ноздри раздулись, а глаза сузились до темных щелочек.
А потом в него вонзился нож.
Она целилась в его яички, но он двигался слишком быстро. Прентисс опять ударился о стену тюремной камеры, когда по нему опять с полной силой ударило воспоминание о ноже, погружающемся в его коленную чашечку и вспарывающем бедро.
— Мама! — закричал он. — Моя нога!
Он соскользнул по стене, ладонями соскребая отслаивающуюся краску, и приземлился на пол на колени. Тяжело дыша, он крепко зажмурил глаза, пытаясь прогнать воспоминание.
