За игровым столом зазвучали аплодисменты, мужчина-волк сдвинул свою маску, чтобы вытереть пот на лбу. Блондинка наклонила голову набок и теребила шёлковый цветок в своих волосах. Томас забыл своего отца и все обязательства этого вечера, и видел только лишь этот жест, лёгкое расположение головы, линии плеч и рук. Уголь скользил по листу сам, её нежные черты находили место рядом с чёткими, плавными изгибами. Указательным пальцем он растушёвывал линии от чёрного к серому в мягкую тень, которая была лицом, к локонам и стройной шее. Когда художник запечатлел телодвижение девушки на бумаге, оно уже прошло. Блондинка как раз склонилась над игровым столом и вытягивала карту.
— Ах, я думал, что это мне! — его отец появился рядом с ним и подмигнул. — Боже мой, как будто бы у тебя в течение дня было недостаточно времени, чтобы рисовать! Брось, идём! — он просто схватил Томаса за рукав и поднял со стула. Уголь выскользнул у него из пальцев, но отец этого вовсе не заметил. Томас поспешно сложил газету, и двинулся в направлении салона. Только у двери Шарль Ауврай остановился, затаив дыхание, и позволил своему взгляду оценивающе блуждать по праздничной одежде Томаса. Сюртук, жилет и брюки до колен были новые и стоили состояние. В светло-зелёный шелк были вплетены тёмно-зелёные полосы, кнопки были покрыты материалом, украшенным вышивкой. Он носил подходящий к этому парик из конского волоса, хотя тот был темнее, чем светло-русые пряди Томаса, но, тем не менее, хорошо ему подходил. Отец гордо кивнул.
— Намного лучше, чем это унылое студенческое пальто, в которое ты нынче был одет.
Прежде чем отец смог ещё завязать ему галстук, Томас любезно, но уверенно отстранился.
— Хватит. Всё-таки я не лошадь, которую вы должны принарядить для парада.
— Ах, нет? — его отец засмеялся. — Ну, несмотря на это, ты напрягаешься и бьёшь копытом! Дю Барри стремится нам кого-то представить. Держись крепко, сын, это граф де Треминс!
— И я предполагаю, у него есть дочь, — сухо заметил Томас.
Его отец насторожился. Кажется, он обдумывал интонацию Томаса, но потом выражение его лица просветлело.
— Не дочь, но племянница, которая прибыла из провинции — откуда-то из Нормандии, но настоящая де Треминс, как её дядя. Она только несколько дней в Париже. И кто знает, может быть, ты ей понравишься?
— Как часто я должен вам говорить, что я не имею никакого интереса в наследнике…
— Ах, не веди себя так, мальчик! Флирт всё же ничего не стоит. Столько тебе? Уже семнадцать! В твоём возрасте мои родители уже давно меня женили, и я могу сказать: это было действительно скверно.
