Так и не дойдя до границ тайной радости нимфоманок, я снова повернула обратно и уткнулась в левое немецкое ухо с болтавшимися там двумя серьгами (о, майне кляйне[7] Райнер‑Вернер, вермахт бы этого не одобрил!). На мизинце тоже что‑то серебрилось, но рассмотреть перстень я не успела. Немец поправил сумку на плече и по‑свойски обнял меня.
— Что будем делать? — спросил Райнер‑Вернер. В его контексте это прозвучало как: «С какой позы начнем?»
— Я отвезу вас в гостиницу, — сказала я. В моем контексте это прозвучало как: «Я честная женщина и последний раз имела секс четыре года назад. По телефону».
— А фрау Канунникова? — В его контексте это прозвучало как: «Можем и втроем. Она за главную, ты на подхвате».
— Фрау Канунникова ждет вас завтра с утра, — в моем контексте это прозвучало как: «Займись‑ка ты лучше самоудовлетворением, мальчуган».
Райнер‑Вернер понимающе засопел. И больше не сказал ни слова. В полном молчании мы вышли из аэропорта и погрузились в такси.
Разговор возобновился только в районе дорожного указателя «ХИМКИ». Майне кляйне Райнер проводил взглядом бетонные соты и произнес.
— Давно мечтал побывать в России.
— Вы очень хорошо говорите по‑русски, — сказала я только для того, чтобы что‑то сказать. Мечты немецкого жеребца меня не интересовали. И еще это дурацкое письмо!..
— Моя мать была русской.
— Правда? Просто замечательно.
— Ничего замечательного в этом нет. Она нас бросила, когда мне было полтора года. С тех пор я ее не видел.
— Извините.
— Ничего. Я уже вырос.
Мы снова замолчали, тем более что на горизонте замаячила Москва.
— Это Москва? — спросил Райнер‑Вернер.
— Москва, — односложно ответила я.
— Давно мечтал побывать в Москве.
— Да, я понимаю, — гид из меня никудышный, это точно.
«БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!» Первые два слова выглядели как предупреждение. Последнее было явной угрозой. А этот странный, так до конца и не подслушанный мной разговор в кабинете? Тогда Аглае тоже кто‑то угрожал. Я понятия не имела о существе вопроса, зато мне достался ответ: «…не стоит мне угрожать. И шантаж у вас не пройдет. Это напрасная трата времени».
А самым удивительным было то, что к воспоминаниям об этой ночи мы больше никогда не возвращались. Аглая сделала вид, что ничего не произошло, я подыграла ей, и тема закрылась сама собой. И еще Ксоло! Чтобы хоть как‑то ладить с лысой тварью, я прочла кое‑какие статьи о ксолоитцкуинтли. Собаки этой породы так и норовят провести ночь в постели хозяев. Аглая поощряла дурные наклонности Ксоло, она сама говорила мне об этом. А ту — единственную — ночь Ксоло провела со мной. Аглая вернулась в кабинет, а Ксоло осталась.
