Нуждалась ли ты, друг, в прикрасах — я не знал
И к белизне твоей румян не прибавлял:
Я думал, что ты все далеко превосходишь,
Что может дать поэт, которого ты водишь.
А если громче я тебя не воспевал,
То только потому, что сам же доказал,
Как мертвенно перо мое изображало
Все, что в душе твоей цвело и обитало.
Молчание мое ты мне вменила в грех —
И тем грехом могу хвалиться я при всех,
Так как вреда мое молчанье не наносит,
А похвалы иных забвение приносят.
Мой друг, твои глаза мне больше говорят,
Чем весь поэтов хор, прославивший твой взгляд.
