— Сейчас узнаете, — отвечала она. — Мы условились, что побег состоится этой ночью. Шарлет передала мне костюм, в котором вы меня видите. Я должна была подойти в полночь к двери чердака. Моя келья очень близко от него, и пробраться туда было совсем нетрудно. Так вот, в полночь я была там, но напрасно я царапала дверь и даже потихоньку стучалась в нее: она оставалась закрытой, и никто мне не отвечал. Я простояла там с четверть часа, страдая от нетерпения и тревоги. Тогда я сказала себе, что муж Шарлет, вероятно, проник в нашу тайну и запер жену. Однако вы тоже должны были прийти туда и, конечно, заговорили бы со мной через дверь или, в крайнем случае, выломали бы ее. Значит, и с вами случилось что-то непредвиденное. Не могу передать, какие страшные мысли приходили в голову. Я больше не могла справиться с волнением и решила пройти к Шарлет через огород, чтобы узнать, что у вас случилось. Я влезла на дерево, взобралась на стену и, увидев по ту сторону кучу соломы, прыгнула на нее. Потом, пробираясь вдоль изгороди, я заметила огонек вашей сигары в темноте, а что было дальше, вы знаете. То, что вы сказали о Шарлет, очень грустно, но не удивило меня. Она никогда не просила денег, зная, что у меня их нет, но она знала, что со временем они будут, и часто намекала, что я ей многим обязана. Конечно, я ее не забуду и торговаться с ней не стану, но с этого дня не хочу от нее никаких услуг, и если она надумает прийти, то прогоню ее.
— Она не придет! Будьте уверены, я сделаю всякое преследование невозможным. Но если каким-нибудь чудом она все-таки доберется до вас, притворитесь, что не знаете о ее проделках со мной; иначе вы ее разозлите и она донесет на вас.
Благополучно приехав в Париж, мы остановились у моего надежного друга Жюля Деперша, которого я уже давно предупредил, что обращусь к нему с большой просьбой. Он уступил нам свою квартиру, не задав ни единого вопроса и даже не взглянув на мою спутницу, которую, впрочем, скрывала вуаль. Я оставил Мари в одиночестве, снял для себя комнату в ближайшей гостинице, а на другой день накупил белья, платьев, ботинок для бедной девочки, лишенной самого необходимого для всякой порядочной женщины.
Не могу описать, как она обрадовалась нарядам, ведь в последние годы она не видела ничего, кроме теплого белья и грубого шерстяного платья, обязательных для послушниц. Ее детский восторг настолько захватил и меня, что я побежал покупать для нее перчатки, зонтик, часы, разные ленты и всякую всячину! Она полностью доверилась мне, все время называла меня братом, милым Жаке, другом. Ее глаза ласкали меня, нежные слова слетали с ее уст, она находила меня прекрасным, любезным, смелым, умным, чудесным — словом сказать, любила меня, и я счел себя вправе преклонить перед ней колени и попросить счастья поцеловать ей руку.
