Но если ты спросишь, кто тем вечером в «Демоне» пел, то должен признаться: я не помню. И, кстати, не помню и того, кто играл в спектакле «Салон и тюрьма» Раудсепа, на который мы ходили. Не помню, кто играл вечером накануне бала в «Тристане и Изольде». Каждый раз вдвоем, и она каждый раз благосклонно мила. Особенно благосклонна она стала после того, как в первом антракте «Демона» — мы продвигались с пятого ряда к первому — в проходе перед сценой Раймунд Кулль через парапет оркестровой ямы протянул мне руку для приветствия, — как он сказал, потную от махания палочкой — «Эй! Улло! Ну, что нового? Как поживает госпожа Берендс?» Я представил их: «Главный дирижер Раймунд Кулль — и барышня Лия Борм». Главный дирижер воскликнул: «Это Фердинанда Борма дочка? Да! Смотри, какая красавица!» И поцеловал ей, школьнице, ручку с тоненьким золотым колечком.
Но вот настал школьный вечер. Я не буду об этом долго рассказывать. Ибо вся эта история с Лией и так слишком затянулась. Однако школьный вечер был абсолютно comme il faut. Лия, на мой взгляд, превзошла всех остальных девочек: мерцающие, рыжевато-каштановые волосы и светлое оливково-зеленое платье, длинное, конечно. И фигура — так что не только Амбель, но и старина Викман танцевали с нею.
И после этого — если быть кратким — я стал бывать у Бормов. Быть может, слишком часто. И произносить, быть может, слишком умные речи. А в один прекрасный день у меня появился соперник: щекастый, коренастый аспирант. И тут пошло. Когда я к ним приходил, Лия в это время каталась с аспирантом на лыжах. Может, я был недостаточно решительным, чтобы встать и уйти. Не знаю, потому ли, что заметила это, или все происходило само собой, но госпожа Борм не раз предлагала мне в таких случаях свое общество. Приглашала высказаться по поводу русской литературы, которую я знал весьма поверхностно. Говорила о моем духовном родстве с Печориным — и случалось, что, когда госпожа беседовала со мной и я в меру сил старался быть остроумным, в том же зале в нескольких метрах от нас сидели Лия со своим аспирантом и вели беседу. На мой взгляд, такое поведение было вызывающим, но я не торопился потребовать от нее сделать выбор: Аугуст или я. И в известной степени мать Лии была мне поддержкой. Мне казалось, что в мягкой и доверительной форме она старалась сохранить меня в орбите семьи. Хотя бы так — когда Лия снова и снова уходила куда-то с Аугустом — в зале, возле камина играла со мной в карты, обычно в пятьсот, где я, разумеется, как правило, выигрывал.
