— У нас дубовая роща поболее будет. Её, даже когда стены города возводили, никогда не трогали. А еще у нас есть пещера, в которой стены без огня светятся. Вот туда мы тайком от священников петухов приносим, а то и свиней. Ого, похоже, тут тоже кого-то резать собрались. Эй, дорогой, тебя как звать? Что, так и кличут Даргом? Хорошее имя. Скажи, вы тут кого Перуну пожертвуете? Авнусы? А, овны! Баранов, значит, резать будете. А еще кого?
Прусс ехидно ухмыльнулся и указал в сторону пленных. Крестоносцы, уже не такие дменные, как утром, когда они сходили на берег, затрепетали, поняв, что их ждет.
К величайшему сожалению пруссов, предводитель тевтонцев истек кровью, не дотянув до вечера, хотя подрубленную ногу ему старательно перетянули тугой повязкой. Впрочем, оставшихся невольников вполне хватало для приличного праздника. Когда приблизился час жертвоприношения, пленных подвели к идолам, у подножия которых их казнят, и бесцеремонно бросили на землю. Уразумев, что дикари не собираются соблюдать общепринятые правила и обычаи войны по отношению к благородным, и жить им остались считанные минуты, один из оруженосцев пронзительно закричал, кивая на могучего рыцаря, очевидно, его синьора:
— Выкуп! За барона Альберта фон Брема дадут огромный выкуп, только не убивайте его!
Переводить слова “выкуп” и “деньги” необходимости не было, эти термины воины прекрасно понимали, на каком бы языке они не звучали. Но сейчас явно не стоило отпускать на волю врага, который поведает крестоносцам все военные тайны Вармии, и потому скромную просьбу проигнорировали.
Доманегу не требовалось участвовать в подготовке пиршества и, подгоняемый любопытством, он подошел к немцам, с интересом рассматривая своих противников. На первый взгляд, обычные воины, потерпевшие поражение и не ждущие пощады. Но каждый из них готовился к смерти по-своему, и пытливому уму боярина хотелось вникнуть в помыслы и чувства германцев, испытываемые в последний миг жизни. У бородатого рыцаря - вождя тевтонцев на лице читались печаль и великое сожаление о несбывшихся планах. То ли ему было бесконечно жаль своей погубленной карьеры, то ли он сокрушался о своем высокомерии, приведшему к поражению, а может скорбел о напрасно потраченном вступительном взносе в пятьдесят марок, внесенном для поступления в Орден. Прочие крестоносцы вели себя по-разному, но, тем не менее вполне предсказуемо: понурые, гордые, презрительные, безразличные, отчаявшиеся, потрясенные, и просто постанывающие от острой боли в кровоточащих ранах. Лишь один парнишка, тот самый, что просил за своего господина, резко выделялся среди прочих тевтонцев. Он с любопытством поглядывал на диких воинов и с неподдельным вниманием взирал на приготовления к жутким обрядам.
