Вошла Галка с подносом, на котором стояли две огромные чашки кофе, блюдо с бутербродами, сахарница.
— Может, тебе что-нибудь посолиднее? — спросила она. — Есть борщ. А?
— Спасибо, Галя, не надо, — сказал Р.М.
— Знаешь, Рома, с тех пор, как нет Наденьки, я заставляю себя каждый день готовить что-нибудь вкусное… Раньше не успевала, а теперь заставляю. Ты поешь, хорошо?
Пришлось ему есть борщ, а Галка сидела рядом и пристально его рассматривала. Возникла неловкость: говорить с полным ртом Р.М. не мог, чувствовал себя глупо, а Галка все не отрывала взгляда.
— Рома, — сказала она, — давай договоримся. Ты не будешь меня утешать. От слов мне бывает плохо, я начинаю реветь.
Р.М. кивнул. Потом они пили кофе, и Галка говорила — почему-то не о дочери, а о бывшем муже.
— Ты веришь в любовь в сорок лет? Я не верила. Потом пришлось. Как у нас с ним было раньше, в первые дни… Так у него с ней, с его новой… У нас это продолжалось месяц или два, потом привыкли, началась семейная жизнь… То есть, хочу сказать — семейный стандарт, который иногда как кость в горле, и не сбежишь, потому что стандарт, а от стандарта не сбегают. Во всяком случае, такие, как я. Если бы я смогла все сохранить, если бы он не ушел… хотя что я… все равно он бы ее встретил. Но если бы… Мне все время кажется, что Наденька ничего бы не… Понимаешь? Так мне кажется…
Галка замолчала, смотрела в стол, мяла руками край скатерти, и Р.М. неожиданно увидел, что ее всю трясет. Она не плакала, внешне оставалась даже спокойна, но ее била дрожь, и это оказалось так страшно, что Р.М. растерялся вконец. Может, именно от растерянности он и сделал единственное, что должен был сделать. Обошел стол, обнял Галку, заставил пересесть на диван, и Галка прижалась к нему, продолжая дрожать, он чувствовал теперь, как ей плохо и только сильнее прижимал к себе.
Постепенно Галка успокоилась, и Р.М. ощутил неловкость от того, что делает нечто, логически необъяснимое, но отстраниться не мог, нужно было какое-то действие или слово, или то и другое вместе.
— Господи, — сказала Галка, уткнувшись носом в его плечо, — где ты был так долго, Рома? Ты же умнее нас всех, и ты бы еще тогда все понял… Я ведь понимать не хотела, только почувствовать и помочь. И другие тоже. А нужно было именно понять… Только ты мог бы…
— Галя, — медленно сказал Р.М., — я ведь ничего, ну совсем ничего о тебе не знаю. Я и услышал о тебе, то есть понял, что это именно ты, когда мне сказали о рисунках… нет, и тогда не понял, потом…
