— Так значит, вы русский? — спросил меня хозяин.
— Нет, — хотел сказать я, но, к моему удивлению, это за моей спиной произнес все тот же господин и добавил: - наш постоянный гость — немец, но он понимает русский, а молчал всегда только из скромности.
— Это так, — подтвердил я и, повернувшись к нему, сказал: — Благодарю вас!
— Не за что, — встав и подойдя ко мне, сказал он, — меня зовут Голубчик. Семен Семенович Голубчик.
Мы обменялись рукопожатием. Хозяин и оба гостя рассмеялись.
— Откуда вам обо мне известно? — спросил я.
— Знакомство с русской тайной полицией не прошло напрасно, — ответил Голубчик.
В моей голове тут же сложился захватывающий сюжет: этот человек был старым сотрудником охранки и прикончил в Париже одного шпиона-коммуниста. Вот почему эти белорусские эмигранты, без всякой опаски и задних мыслей, чуть ли не трогательно называют его «нашим убийцей». Да, верно, все четверо — заодно.
— А откуда вы знаете наш язык? — спросил один из гостей.
И снова за меня ответил Голубчик:
— Он во время войны служил на Восточном фронте и шесть месяцев пробыл в так называемых «оккупационных войсках»!
— И это правда, — подтвердил я.
— Позже, — продолжал Голубчик, — он еще раз был в России, я хотел сказать, в Советском Союзе. По поручению одной крупной газеты. Он писатель!
Меня не слишком поразила эта точность сведений о моей личности, потому что я уже прилично выпил, а в этом состоянии я едва отличаю странное от само собой разумеющегося. Очень вежливо и несколько напыщенно я сказал, что благодарен за проявленный ко мне интерес и за то, что таким образом меня выделили среди прочих. Все засмеялись, а хозяин сказал, что я говорю, как старый петербургский советник. После этого все сомнения по поводу моей личности были развеяны, я даже почувствовал к себе благосклонное отношение, и все мы еще четырежды выпили за наше здоровье.
Заперев двери и убрав часть освещения, хозяин предложил нам присесть. Стрелки стенных часов показывали половину девятого. У меня не было никаких часов, а спрашивать о времени кого-то из гостей мне показалось неприличным. Склонен думать, что провел там полночи, а то и всю ночь. Перед нами стоял большой графин со шнапсом. По моей оценке, мы выпили в ту ночь, по меньшей мере, половину содержимого. Я спросил:
— Господин Голубчик, почему вас так странно назвали?
— Это мое прозвище, но не только. Много лет назад я убил одного мужчину и, как я тогда думал, также одну женщину, — сказал он.
