Как одно тело, объятое единой мыслью, мы лежали, слившись до полного, прежде никогда не испытанного, исчезновения.
Когда на небе взошла заря, я почувствовал, что мое тело стало как будто легче. Я еще крепче обхватил тело моей юной жены, губы которой, словно в исступлении, искали мои губы.
Воздух наполнился низким органным звучанием, и при первых лучах солнца наши тела отделились от поверхности скамьи.
Я поднялся ввысь в свободном парении, охваченный чувственной страстью и радостью от того, что Ирид по-прежнему была в моих объятиях.
Ее жаркое дыхание обдавало мое лицо. Сквозь шум в ушах, вызванный начавшейся трансфигурацией, до меня отчетливо доносился ее нежный стон и слабые звуки моего имени. Потом сознание меня покинуло.
После всех этих событий, описание которых стоило мне стольких мук, прошло уже много лет, проведенных мною в одиночестве. За все эти годы не было ни единого дня, когда бы прошлое не вставало передо мною зримой картиной. Еще и сегодня мне приходится подавлять гнетущую душевную муку, чтобы связно изложить дальнейшее.
Когда сознание ко мне вернулось, первое, что я почувствовал, была острая боль во всем теле. Но Ирид еще была в моих объятиях. Я с трудом открыл глаза и увидел, что мы лежим на каменистом берегу, наполовину погруженные в воду. Глаза Ирид были закрыты. Мне показалось, что на ее губах играет легкая улыбка.
Нас окружали какие-то люди, я слышал их голоса. Потом сознание снова меня покинуло.
Очнулся я в полумраке какой-то тесной комнаты. Мои ноздри разъедал едкий дым.
Я опять почувствовал боль в голове и во всем теле.
Передо мной сидела старуха, на ее желтое морщинистое лицо свисали черные пряди волос. На меня было наброшено старое истрепанное одеяло. Увидев, что я открыл глаза, она пронзительно и, как мне показалось, радостно вскрикнула и стала торопливо вливать мне в рот какую-то питательную жидкость. Он этой процедуры я снова потерял сознание.
Проснулся я ночью. От боли я едва мог сосредоточиться и стал шарить рукой вокруг в поисках Ирид. Ее не было. Я попытался выкрикнуть ее имя, но издал только слабый стон.
Рядом со мной кто-то зашевелился. Я услышал хриплый мужской голос. Тут ко мне снова подступило благодетельное бесчувствие.
Так я довольно долго висел между жизнью и смертью, пока однажды утром мое состояние не улучшилось настолько, что, придя в себя, я уже больше не забывался.
Оглядевшись, я увидел, что лежу в какой-то бедной хижине. Люди, окружившие меня заботой, составляли одну семью. Все он имели буроватый цвет кожи и лишь едва прикрывали свою наготу одеждой.
