Я совсем уже было заснул, закрывшись с головой шинелью, когда услышал, что в дверь кто-то стучится.
— Кто там? — буркнул из своего угла Терентьев.
— Старший лейтенант спят уже? — раздалось из-за двери.
— Спят.
— Кто это? — высунул я голову из-под шинели.
— Да всё этот… Лютиков.
— Чего ему надо, спроси.
Но Терентьев не расслышал меня или сделал вид, что не расслышал.
— Спят старший лейтенант… Понятно? Утром придёшь. Не горит.
Я смертельно хотел спать, поэтому, разделив мнение Терентьева, повернулся на другой бок и заснул.
Утром, за завтраком, Терентьев сообщил мне, что Лютиков раза три уже приходил, спрашивал, не проснулся ли я.
— Позови-ка его.
Терентьев вышел. Через минуту вернулся с Лютиковым.
— В чём дело, рассказывай.
Лютиков замялся, неловко козырнул.
— Я насчёт этой… — с трудом выдавил он из себя, — пушки той…
— Какой пушки?
— Что комбат давеча говорил…
— Ну?
— Подорвать, говорил комбат, её надо.
— Надо. Дальше?
— Ну, вот я и того… решил, значит…
— Подорвать, что ли? Так я тебя понял?
— Так… — еле слышно ответил Лютиков, не подымая головы.
— Но ты и тола-то ещё не видел, зажигательной трубки. А ещё туда же, взрывать!
— Это ничего, товарищ старший лейтенант, что не видал, — в голосе его послышался упрёк. — Обидел он меня сильно.
— Кто обидел?
— Комбат Никитин. Все вы, говорит, на нутро жалуетесь, когда воевать не хотите.
Я рассмеялся:
— Чепуха, Лютиков. Это он так брякнул, для смеху. Все мы знаем, что ты действительно нездоров. Сегодня в санроту пойдёшь. Скажи Казаковцеву, у него направление есть. Ступай полечись.
Лютиков ничего не сказал, только посмотрел на меня исподлобья, неловко повернулся, споткнувшись о валявшиеся на полу дрова, и вышел.
Целый день я пробыл в сапёрном батальоне на инструктивных занятиях. Вернулся поздно. В дверях штабной землянки столкнулся с Казаковцевым.
— Чего ты здесь?
— Трубы майору чинил. Печка дымит.
— Исправил?
— А как же.
— Меня майор не спрашивал?
— Спрашивать не спрашивал, но там как раз комбат Никитин. Вас ругает, что пушку не хотите подорвать.
— Пусть говорит. Лютикова отправили?
Казаковцев только рукой махнул:
— Его отправишь! Выздоровел, говорит, я уже. Совсем выздоровел.
— Вот ещё несчастье на нашу голову!
— Я его и так и этак — ни в какую.
— Бойцы в расположении или на задании?
— Во втором батальоне, колья заготовляют.
— Вернутся — пошлёшь двоих с ним в санчасть. Пусть там решают, выздоровел он или нет. Ясно? Надоела мне эта канитель.
Разговор на этом кончился. Я постучался и вошёл к майору. Он сидел на кровати в нижней рубашке и разговаривал с Никитиным.
