В конце концов информация появилась в английской прессе и уже на следующий день пересекла Ла-Манш. Охота была открыта, но он опередил других. Он пригласил своего министерского знакомого пообедать, сказав, что хочет расспросить его о том, как относятся в разных странах к оказавшимся в бедственном положении выходцам из Франции. Модный ресторан, хорошее вино, располагающая обстановка… не зря старался – он узнал, что завтра Луиза покинет Фолклендские острова и отправится в Лондон. На ночлег ее устроит консульство, а послезавтра она вылетит в Париж. Сохранять все в тайне долго не удастся. Поскольку об этом уже пишут в газетах, помощник государственного секретаря по делам французов за рубежом намеревается встретить ее в Орли. Будет сообщение в прессе.
Пьер-Ив рискнул.
Будет ли в этом сообщении упомянута ночевка в Лондоне? Можно ли обратиться в консульство с просьбой устроить ему там встречу с Луизой? Сотрапезник сухо ответил, что это не входит в его обязанности… чего доброго, еще пойдут разговоры… За манговым карпаччо и кофе Пьер-Ив снова попробовал его уломать. Никто ничего не узнает. Как бы между прочим ввернув, что благодаря любезности собеседника уже познакомился с Луизой, он внезапно заявил:
– И вообще эта история меня притягивает, я не намерен ограничиться статьей, я хочу написать о ней книгу. Так что, как вы понимаете, для меня очень важно встретиться с ней до того, как ее начнут осаждать. Мне необходима она настоящая. Если в сообщении обойдут молчанием остановку в Лондоне…
Про книгу он только что придумал на ходу, но, пока говорил, эта мысль начала ему нравиться.
Он добился от знакомого обещания позвонить в консульство. Никакой переписки: следов остаться не должно.
В поезде до Лондона Пьер-Ив уже видел в мечтах витрины книжных магазинов.
* * *
Едва открыв дверь паба «Кентукки», Луиза поняла, что вкус у англичан отсутствует напрочь. Длинная стойка, заставленная футбольными трофеями, еще как-то грела душу, но все остальное выглядело отвратительно. Отгороженные кабинки были скудно освещены, на коричневых обоях в цветочек оставили свое клеймо времена, когда в заведении разрешено было курить. Столешницы из клееной фанеры под благородное дерево, искусственная кожа сидений вся в царапинах. И все же обстановка тут была уютной, безалаберной, почти домашней. Поймав себя на этих мыслях, Луиза обрадовалась. Вот и хорошо. Если ее занимают такие подробности, значит, она возвращается к жизни.
