.
Эта фраза ее ошеломила. Никогда раньше она не чувствовала, что книга прямо обращается к ней или может помочь ей во всем разобраться. Романы были выдуманными историями, а теперь оказалось, что они могут взаимодействовать с реальностью.
Оруэлл развивал свои рассуждения дальше. Устройство общества основано на том факте, что Старший Брат непогрешим. Стало быть, прошлое необходимо приспосабливать к настоящему, чтобы избежать всякого исторического анализа, всякого сравнения или пересмотра. При Сталине ретушировали старые фотографии Политбюро, убирая тех, кто закончил свои дни в ГУЛАГе. И потому члены партии должны неизменно верить, что черное – это белое, и наоборот. Оруэлл называл это «двоемыслием».
Именно это она сама чуть не совершила: она хотела подделать свое прошлое. Это переписывание истории давало и кое-какие преимущества, но чувство вины одержало верх. Как и Оруэлл, она сбежала. Назвать свою болезнь по имени означает ступить на путь исцеления, этим завершалось ее созревание, которое началось – Луиза это чувствовала, – когда она приехала на Джуру. Все очень просто: в ней были две правды, одна из них – лишняя.
Луиза встала, открыла окно, в комнату ворвался ледяной воздух. Промытое дневным дождем небо при луне стало хрустально чистым. Каждая рощица, каждое дерево, каждая ветка с невероятной отчетливостью вырисовывались на фоне снега. Именно этого она и хотела: чистоты, подлинности.
И Луиза сама себе поклялась: никогда она не позволит отнять у нее прошлое, никогда не дойдет до того, чтобы, подобно несчастному Уинстону, сказать, что у нее нет никакого мнения насчет того, сколько будет дважды два, она будет сопротивляться до последнего.
Разберется ли она когда-нибудь в причинах своего поведения на Стромнессе? Но зачем рассуждать о том, что было продиктовано неосознанным стремлением? Самоанализ ничего не изменит, она только увязнет в раскаянии. В детстве она мечтала стать героиней, но жизнь насмехается над грезами. Ее теневая сторона помогла ей вырасти, она перестала быть «малявкой».
Луиза дрожала на ветру, но упрямо продолжала мерзнуть, как будто хотела не только умом, но и телом запомнить этот особенный час. Еще немного – и она посреди ночи совершила бы паломничество к дому с синими ставнями, где семьдесят лет назад жил человек, сейчас словно протянувший ей руку.
Она глубоко вдохнула, ледяной воздух обжег трахею, и ей представилось, что он очистил ее изнутри.
* * *
С утра было ветрено. Как только стало потише, Луиза вышла из дома, она хотела добраться до Бен-Аноира, самой высокой точки острова, 785 метров. Если не останавливаться, туда можно дойти за пять часов.
