Бог создал воскресенье | страница 2



Колмэйн, — это он мне говорит, — вот ты человек верующий. С чего же это ты веришь, что бог есть? Я даже обалдел. Есть вещи, которые знаешь наверное, и есть вещи, которые наверное не знаешь. Есть и такие вещи, о которых вовсе не станешь говорить. Есть вещи, которых ни на одном языке не выскажешь, даже если бы все языки на свете знать. Да просто знаю, говорю. Ты ж не дурак, говорит он. Неужели же то, во что ты так твердо веришь, столь шатко, что ты людям о нем рассказать не можешь? Ты мне голову не морочь, Пол, сказал я. Вера — это редкостная драгоценность, сказал он, вроде как жемчужина в морской раковине. Как же ты эту драгоценность обнаружил? Почему не дашь мне взглянуть на нее? Или боишься, что от моего взгляда она в песчинку обратится?

Сколько я себя помню, сказал я, она была у меня. Она мне от матери досталась и от отца, и от его отца с матерью, и от их отцов и матерей, в общем от предков она идет, испокон веков. Этого не может быть, сказал он, потому что у каждого человека бывает в жизни полоса сомнений. Вера — это дело личное. Ведь бог не отвлеченное понятие, общее для миллионов людей. У каждого человека должен свой бог быть. А потому каждого человека — чернокожего ли в джунглях, желтолицего ли на рисовых полях, или белого, который вроде меня живет в щели среди нагромождения огромных бетонных скал, именуемых городом, — следует опрашивать в отдельности. Неужели не ясно?

От его слов я совсем запутался. Я думал над ними. Может, в них и была своя мудрость. Я сказал: я человек темный, дальше начальной школы не пошел. Если тебе нужны ответы на твои вопросы, сходил бы ты к кому-нибудь знающему. К священнику сходил бы.

Нет, говорит, я тебя спрашиваю. Мне важно, что ты скажешь. Ты живешь настоящей, не выдуманной жизнью. Ты — то, что называется рядовой человек, но ты живешь на лоне моря, и у тебя над головой бескрайнее небо. Тебя не сбивают с панталыку ни электрические огни, ни высокие здания, ни скрежет машин. Я хочу, чтобы ты дал мне ответ.

Да где мне слова взять. Говорю я. Я человек простой.

Мне слов не занимать стать, сказал он. У меня их миллион наберется. Все они на бумаге записаны. Я мог бы комнату завалить книгами, в которых они увековечены, а что в них проку? Тут он распрямился и стал мне пальцем грозить. Подавай мне свои слова, говорит. Вот что я тебе скажу. Зима длинная. Зимние вечера долгие. Работы зимой у тебя мало. Перед отъездом я дам тебе белой бумаги, и пиши на ней, как бог на душу положит. Так и зиму проведешь. Ты мне напишешь. Колмэйн, почему ты такой. Какой ты есть. Ты напишешь письмо мне, писателю, которого ты называешь Пол и которого на самом деле зовут Поул. Сделаешь ты это для меня?