Точно так же – как оглушенные в летящем сквозь беспросветный тоннель поезде – выясняли мы с ней отношения и дальше. Я научился угадывать ее настрой на ссору задолго до того, как тучи начинали сгущаться. Верной приметой служила мне, например, преувеличенная, точно она специально демонстрировала ее и себе, и мне, радость, с которой Ирина встречала меня в свои худшие дни. Словно, когда она видела меня, у нее появлялась надежда, что я удержу ее от сползания в глухое раздражение, тлеющее у нее в глубине души. Но любое мое слово и движение неизбежно оказывались неверными, только подталкивая ее к тому, чтобы разрядить напряжение скандалом. Поначалу она изо всех сил пыталась сдержаться и даже улыбалась, если замечала, что я стараюсь шутить (шутки давались мне с трудом и выходили не смешными, поскольку я чувствовал, к чему идет дело). Мне запомнилась эта ее искусственная, застывшая, почти мучительная улыбка на совершенно серьезном лице.
После первой ссоры я места себе не находил, то же самое после второй и третьей. Но в этот раз, когда дверь за Ириной захлопнулась, я впервые почувствовал что-то вроде облегчения.
Вернувшись на следующий день с урока, я обнаружил на автоответчике ее голос: «Извини… Я была сама не своя.
Извини. Со мной что-то происходит последнее время. Позвони, когда придешь. Я жду».
Я не бросился к телефону, решив, что сначала нужно сосредоточиться и многое обдумать. Я нуждался в паузе, в передышке, мне хотелось побыть одному. Но из этого ничего не получилось, потому что не прошло и нескольких минут, как раздался звонок в дверь, и, когда я открыл, Некрич кинулся мне с порога на шею:
– Поздравь меня! Все! Меня больше нет! – Он достал из кармана газету. – Опубликовали все-таки! Я уж боялся, что они струсят и не опубликуют. А они напечатали! Вот смотри!
На газетном листе колонкой были набраны имена погибших в перестрелке у телецентра и при штурме Белого дома, длинный список, всего около ста пятидесяти человек. Между Моргуновым Игорем Владимировичем, 1963 г. р., и Никитиным Евгением Юрьевичем, 1970 г. р., я прочитал: Некрич Андрей Борисович, 1960 г. р.
– Теперь я свободен! – ликовал Некрич. – Свободен так, как может быть свободен только умерший! Я все теперь могу, у меня неопровержимое алиби: я умер! Убит наповал, три пули в голову!
– Надеешься, что эта газета попадется в руки Лепнинскому или Гурию?
– Конечно, попадется! Еще как попадется! А если не им, так Коле с Толей или еще кому-нибудь из их шайки. Представляешь, как они локти себе будут кусать, когда поймут, что я окончательно от них ушел! Ускользнул на тот свет! Можно считать, что эту банду я сбросил с хвоста. Эта история закончена. И вся капуста при мне. А теперь смотри еще… – Некрич извлек из другого кармана авиабилет. – Москва-Мюнхен, лечу первым классом, с икрой, шампанским и стюардессой – финалисткой всемирного конкурса красоты! Прощай, небритая Россия! Меня ждет другой фатерланд!
