– Что ты такое вчера сказала Гусеву? Он пришел и припер меня к стенке, спрашивал: «Ты тоже знал? Ты тоже был в курсе?» В курсе чего?
– А как ты сам считаешь? – вывернулась я.
– Гусева вызвали на двадцать седьмой, ты в курсе? И что происходит? – не сдавался Ванечка, но я внутренне только потирала ручки. Работая с информационной безопасностью, Ваня, сам того не замечая, сливал и сливал мне информацию. О, контрвопрос, ты «рулишь».
– А кто его вызвал?
– Постников. И еще знаешь кто? Крендель!
– Да ты что! – Тут я «согрешила», не удержалась. – Вернулся?
– Он пришел с утра, раньше всех. Во всяком случае, когда я тут появился, он уже вовсю носился по этажу, что-то распечатывал, что-то просматривал….
– А нам что, дали доступ к системе?
– Я не знаю. У меня доступ восстановили частично, я все утро чинил файрвол, правил VPN, в общем, все, что без нас накуролесили тут. У Рудика до сих пор пароль ни черта не работает, Гусева сразу, как только он пришел, потащили наверх. Попробуй свой логин залогинить.
– Сейчас, – кивнула я, тихо радуясь, что тема моего безбожного опоздания больше не всплывала. Мой логин не работал, и я должна была бы расстроиться, но я улыбнулась – невольно и не специально. Если не работает логин, значит, и мне не придется. Железная программистская логика. Но я ошибалась. Менее чем через полчаса на двадцать седьмой этаж была вызвана я.
Двадцать седьмой этаж нашей Башни – святая святых, приют всех власть предержащих, наш местный Олимп, на котором ты либо бог, либо тебя позвали, чтобы скинуть с Олимпа. Я не любила ходить на двадцать седьмой этаж, там было слишком чисто, слишком много пафоса – фотографии на стенах, где наши боссы, улыбаясь, вручали премии каким-то актерам и благотворительные подачки каким-то административным деятелям. Там были фотографии со съездов, наши вышки, наши достижения, там были кожаные кресла и конференц-зал, окна которого вмещали в себя почти всю Москву.
– Простите, можно? – Я сказала это и тут же разозлилась на себя за это подобострастное «простите». Это было мое фирменное автоматическое приветствие, я вечно начинала с этого «простите, извините». Это вовсе ничего не означало, но на этот раз я бы предпочла начать с сухого «добрый день, господа» – ведь в конференц-зале сидел Виктор Постников, на этот раз в роли карающей длани.
– Не простим, – сноровисто отреагировал он и осклабился. – Ромашина, проходи и садись. Я обязан уведомить тебя, что происходящее здесь является частью официального служебного расследования.
