Эль промолчала. Вчера Марго не была против заполучить эту карту, хоть и без нее была избалована гиперопекой матери и имела практически все, что могла пожелать. Но сейчас, когда она, Эль, по неосторожности распустила язык, все кардинально поменялось.
— Я не возьму его деньги, пусть не думает, что может так легко отделать, — продолжала злобствовать Марго. — Ненавижу его. Как только начинаю думать, что он не такой уж засранец — Макс обязательно делает что-то такое.
— Возможно, это его способ показать, что ему небезразлична твоя судьба, — попыталась вразумить ее Эль. Невероятно, Максимилиан вытер об нее ноги, а она взяла на себя роль пластика, обеляя его перед сестрой.
«Потому что я делаю это ради нее. Возможно, так Марго будет легче простить…»
— Хотя… Мне нужно пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок. — Марго решительно направилась в сторону ванной. Остановилась уже в пороге и послала подруге подбадривающую улыбку. — Мой вчерашний план не отменяется. Мы выпотрошим этого сукиного сына до последнего цента. И назовем это «моральной компенсацией». Можешь пока составить список всего, что тебе нужно, Эль: сегодня Макс будет твоей фей-крестной.
Прозвучало это даже как-то зловеще.
Марго не стала завтракать, просто нахватала всего из холодильника в какой-то бумажный кейс и сунула его в рюкзак.
— Честно говоря, я бы взяла «Порш», но боюсь, что я так ла на Макса, что могу разбить ни в чем неповинное авто только чтобы досадить ему, — вслух рассуждала Марго, пока они шли по бетонной дорожке к воротам.
— Погода отличная, гулка на свежем воздухе — то, что нужно.
На всякий случай Эль посильнее нахлобучила странную широкополую шляпу, под которой берегла лицо и плечи от солнечных ожогов. Врачи говорили, что что-то в ее гормонах заставляет ее кожу поджариваться даже под рассеянными солнечными лучами. В летние месяцы она не выходила из дома без верной шляпы и вынужденно избегала маек и топов с открытыми плечами.
Добрую половину дороги Марго без умолку поносила брата на чем свет стоит. Снова и снова вспоминала ему какие-то совсем уж детские обиды, просила Эль опять пересказать подробности их разговора. В конце концов, Эль удалось слушать ее в пол уха, отвлекаясь на мелькающую на табло в вагоне рекламу.
Максимилиан прав — у нее нет запасного плана. Нет даже намека на запасной план. Она позволила себе забыться и поверить, что хотя бы сейчас удача не отвернется и вопрос с ее стипендией — дело решенное. А ведь это даже не призрачная надежда, это меньше, чем тень призрачной надежды. Она фактически сбежала от отца, не сказав ему, куда собирается. Он вообще не знал, куда и каким образом собирается поступать дочь. Все, что его интересовало — чтобы Эль всегда была рядом, на случай, если он снова по-крупному проиграет в покер и она останется единственной стоящей ставкой. Или расплатой за проигрыш. Совершенно очевидно, что даже после возвращения уже ничего не будет, как раньше. Пожив вдали от пьяного безумства и запаха марихуаны, без которой не начиналось утро отца, Эль точно знала — возвращение сломает ее.
